Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

Прошли годы. Незамужнія дѣвушки тѣхъ унылыхъ временъ превратились въ брюзгливыхъ, морщинистыхъ старухъ и незамѣтно вымерли, проклиная злодѣянія людей, лишившихъ ихъ радостей материнства. Обильные урожаи вернули благосостояніе и наполнили житницы, а велемудрые законы Безконечнаго Разума выровняли недочеты жизни. И опять каждая дѣвушка къ шестнадцати годамъ справедливо разсчитывала на суженаго, и опять узкія долины Желтой Глины огласились криками ребятъ, удившихъ рыбу въ пѣнистыхъ горныхъ потокахъ, или игравшихъ камнями на ихъ берегахъ. Опять въ деревенскихъ жилищахъ, выдолбленныхъ подъ рядъ въ толщѣ глинистыхъ обрывовъ, засновали юркія фигурки будущихъ Сыновъ Неба, и изъ открытыхъ оконъ деревянной школы, украшенной пестрыми, красными, синими и зелеными изразцами, понеслись вдоль по ущельямъ громко распѣваемыя поученія древнихъ мудрецовъ.

И вотъ вдругъ, безъ всякой видимой причины пришла бѣда!

Уже въ прошломъ году сборъ пшеницы былъ недостаточенъ, и даже зажиточные хозяева подтянулись и пріуныли, неувѣренные, что имъ удастся прокормиться своимъ зерномъ до новаго сбора.

Ежедневно съ ранняго утра все населеніе, незанятое при полевыхъ работахъ, разбредалось по окрестностямъ въ поискахъ съѣдобнаго. Дѣти, женщины и старики старательно разыскивали безвредные корешки, ловили всякую тварь, птичекъ, мышей, даже кузнечиковъ и саранчу, которые, поджаренные на сковородѣ, куда лучше отсутствія всякой пищи и даже вообще лучше, чѣмъ можно бы судить по ихъ тощему виду. Вскорѣ все удобоваримое было подобрано населеніемъ во всей провинціи.

Между тѣмъ ничто не предвѣщало перемѣны къ лучшему. Солнце проходило по безоблачному небу, подобно палящему дракону. Наступили и прошли праздники „Перемѣны вѣтровъ“, но обычные дожди ихъ не явились. На высокихъ горныхъ пажитяхъ ранніе всходы заострились и быстро пошли въ трубку. Селяне уныло кивали головами и высказывали мнѣніе, что, если такъ дальше пойдетъ, то не собрать имъ даже посѣянныхъ сѣмянъ.

Старикъ Шангъ-Хаи-Су, глава самой многочисленной и вмѣстѣ съ тѣмъ самой бѣдной семьи въ деревнѣ Тунъ-Гуань, все еще крѣпился.

Жилище Шанговъ представляло цѣлый лабиринтъ полутемныхъ комнатъ, вырытыхъ въ глинистомъ обрывѣ на берегу потока Гуань-Хэ. Окна и двери пещеръ походили издали на норы ласточекъ-стрижей, строящихъ свои гнѣзда въ такихъ же обрывахъ. Не только самая высокая вода весеннихъ разливовъ не могла проникнуть къ нимъ, но трудно было пробраться туда по узкому карнизу тропинки и всякому злоумышленнику, которыхъ такъ много всегда во времена всеобщихъ несчастій.

Сначала Шанги, подобно своимъ сосѣдямъ, рыли комнаты одна за другой паралельно стѣнѣ обрыва. Всѣ онѣ снабжены были окнами, а нѣкоторыя изъ нихъ даже дверьми, выходящими на общую узкую площадку, родъ балкона съ низенькими глиняными перилами. Комнаты были очень удобны, много лучше наземныхъ, глинобитныхъ построекъ; онѣ были свѣтлы, сухи, зимою теплы, лѣтомъ прохладны. Въ нихъ помѣщались старшіе члены семьи и буйволъ, общій любимецъ. Шанги продолжали бы рыть все такія же свѣтлыя комнаты, еслибъ не обстоятельство, что въ этой мѣстности былъ только одинъ прочный глиняный утесъ, годный для жилищъ. Всякій человѣкъ обладаетъ въ равной степени правомъ на удобство. Въ виду этого скоро комнаты Шанговъ встрѣтились съ рядами такихъ же комнатъ Танговъ слѣва и Тинговъ справа. Раздѣляющія ихъ стѣнки современемъ, ради увеличенія емкости комнатъ, стали до того тонки, что сквозь нихъ прекрасно проникали разговоры и брань жильцовъ, плачъ дѣтей или сѣтованія стариковъ. Это сильно разнообразило жизнь и сближало сельчанъ. Вообще интересно знать, что дѣлается у сосѣдей, особенно въ деревнѣ, гдѣ такъ тяжело отзывается на всѣхъ проступокъ одного. Вскорѣ Шанги стали рыть комнаты вглубь горы. Эти помѣщенія не были такъ удобны, какъ первыя, но въ нихъ спала ночью молодежь, которая все равно большую часть времени проводитъ на открытомъ воздухѣ.

Снаружи на площадкѣ у главнаго входа, помѣщался крошечный очагъ, гдѣ варили пищу. Тутъ же лежали кучки сухого помета, тщательно собираемаго на топливо по окрестнымъ дорогамъ и полямъ малышами обоего пола.

Къ этому чуть-чуть дымящемуся очагу выходилъ каждое утро старикъ Шангъ-Хаи-Су и подымалъ вверхъ слезящіеся отъ старости глаза. Кругомъ по карнизамъ, надъ еле-свѣтлѣющей бездной стояли точно такія же фигуры въ синихъ нанковыхъ рубахахъ и такихъ же портахъ, съ головами, покрытыми желтыми соломенными колпаками. Косы всѣхъ свѣшивались далеко на спины, и лица всѣхъ были обращены къ небу.

Оттуда въ узкую, бурую расщелину долины глядѣла къ нимъ все такая же, какъ вчера, лучистая, прозрачная синева неба, безъ малѣйшей облачной мути. Внизу съ каждымъ днемъ все тише шумѣлъ пѣнистый Гуань-Хэ. Голоса людей уже безъ труда покрывали его бурленіе.

– Престарѣлый, почтенный сосѣдъ Шангъ, младшій братъ поздравляетъ васъ съ новымъ восходомъ солнца!

– Высокочтимый древній господинъ Тингъ, вашъ презрѣнный слуга желаетъ вамъ всего хорошаго.

– Старый Тангъ, прародитель многочисленныхъ внуковъ, каковъ денекъ!..

– Да! Грѣхи людей совершенно исчерпали доброту Небесъ!.. Ни тучки… ни росинки…

– Къ тому же на высотахъ бушуетъ Западный Драконъ! Видите, какъ колышутся травы на краю утеса!?

– Погибнутъ не только пшеница, но и овощи.

– Ячмень сталъ желтѣе земли…

– Не сойтись намъ въ школѣ и не потолковать-ли о примиреніи?..

– Конечно, лучше отдать своевременно часть, чѣмъ впослѣдствіи все…

– Всѣ, думаю я, не прочь выслушать совѣты престарѣлыхъ сосѣдей!

– Нужно увѣдомить о нашемъ рѣшеніи Янгъ-Ио (старшину).

– Хорошо, я пошлю за нимъ моего внука…

Немного спустя, крутые карнизы тропинки бураго утеса зароились отъ старыхъ и молодыхъ мужчинъ въ соломенныхъ колпакахъ и синихъ деревенскихъ рубахахъ. Вслѣдъ за ними изъ крошечныхъ дверей выбѣгали кучки дѣтей и, столпившись на краю площадокъ, смотрѣли внимательно за удаляющимися. Въ небольшихъ квадратныхъ окошечкахъ мелькали лица женщинъ. Всѣ глядѣли въ тотъ край деревни, гдѣ въ косыхъ лучахъ солнца, робко проскользнувшихъ въ мрачное ущелье, свѣтились яркіе изразцы и золотыя надписи мѣстной школы.

Учитель, въ очкахъ и черной атласной шапочкѣ столичнаго франта, всѣхъ принималъ съ подобающей его званію учтивостью. Онъ былъ радъ, что въ виду сходки не будетъ уроковъ, и что онъ лишній разъ услышитъ титулъ „Сіенъ-Тсеи – Цвѣтущее Дарованіе“, который онъ вполнѣ заслуживалъ за свое глубокомысліе, хотя и не выдержалъ требуемый для него государственный экзаменъ… Что жъ дѣлать? Не всѣмъ везетъ въ этой юдоли воздыханія! Впрочемъ, въ деревнѣ не помнили о его неудачахъ, а вспоминали только о его заслугахъ.