Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру [litres]

Маскалл двинулся к Эртриду и силой оторвал его от игры.

– Ты сдержал слово, музыкант, – сказал он. – Глимейл мертва.

Эртрид попытался сосредоточиться.

– Я ее предупреждал, – ответил он, садясь. – Разве я не умолял ее уйти? Но она умерла очень легко. Не дождалась красоты, о которой говорила. Не услышала ни страсти, ни даже ритма. Как и ты.

Маскалл смерил его негодующим взглядом, но промолчал.

– Тебе не следовало меня прерывать, – продолжил Эртрид. – Когда я играю, больше ничто не имеет значения. Я мог потерять нить моих идей. К счастью, я ничего не забываю. Начну заново.

– Если музыка должна продолжиться в присутствии мертвых, следующим буду играть я.

Эртрид быстро поднял глаза.

– Это невозможно.

– Так должно быть, – решительно произнес Маскалл. – Я предпочитаю играть, а не слушать. Кроме того, в твоем распоряжении все ночи, а в моем – только сегодняшняя.

Эртрид сжал и разжал кулак и побледнел.

– Своим безрассудством ты можешь убить нас обоих. Айронтик принадлежит мне, и пока ты не научишься играть, только сломаешь инструмент.

– Что ж, значит, сломаю. Но я намерен попробовать.

Музыкант вскочил и встал лицом к Маскаллу.

– Ты собираешься отнять его у меня силой?

– Успокойся! Я предоставлю тебе тот же выбор, что ты предоставил нам. Я дам тебе время уйти.

– И чем мне это поможет, если ты испортишь мое озеро? Ты не понимаешь, что творишь.

– Уходи или оставайся! – сказал Маскалл. – Даю тебе время, пока вода не успокоится. Потом я начну играть.

Эртрид несколько раз сглотнул. Посмотрел на озеро, затем снова на Маскалла.

– Клянешься?

– Тебе лучше знать, сколько времени это займет. Но до того момента ты в безопасности.

Эртрид кинул на него злобный взгляд, мгновение помедлил, затем пошел прочь и начал взбираться на ближайший холм. На полпути нерешительно оглянулся, словно желая увидеть, что происходит. Минуту спустя он скрылся за гребнем холма, направляясь к берегу, который выходил к Мэттерплею.

Позже, когда вода вновь стала гладкой, Маскалл уселся возле нее, скопировав позу Эртрида. Он не знал ни как начать играть, ни что из этого выйдет. Но бесстрашные идеи теснились в его мозгу, и он желал создавать физические формы – а более всего одну форму, Суртура.

Прежде чем опустить ногу в воду, он немного поразмыслил.

– Что в обычной музыке является мотивами, в этой является формами, – сказал он. – Композитор не ищет мотив, соединяя отдельные ноты; весь мотив вспыхивает в его сознании в момент озарения. Так же должно быть и с формами. Когда я начну играть, если я хоть чего-нибудь стою, цельные идеи перейдут из моего подсознания в это озеро, потом отразятся в измерениях реальности, и я впервые увижу их. Так тому и быть.

Стоило его ноге коснуться воды, и он почувствовал, как мысли утекают прочь. Он не знал, что это были за мысли, но сам акт их исхода вызывал чувство радостной власти, сопровождавшееся любопытством, чем они окажутся. Все больше столбов вырастало на озере, однако он не испытывал боли. Его мысли, которые, как он знал, и были музыкой, покидали его не ровным, непрерывным потоком, а стремительными, дикими порывами, перемежавшимися периодами покоя. Во время таких порывов вся поверхность озера вскипала водяными столбами.

Он понял, что исходившие из него идеи возникали не в разуме, а в бездонных глубинах воли. Он не мог решать, каков будет их характер, но мог выталкивать их либо задерживать усилием воли.

Поначалу вокруг ничего не менялось. Затем луна потускнела, и новое странное сияние озарило пейзаж. Оно разгоралось столь неуловимо, что Маскалл не сразу узнал в нем свет Маспела, который видел в лесу Уомбфлэш. Он не мог назвать его цвет или дать ему имя, но сияние это наполнило Маскалла суровым, священным благоговением. Он призвал ресурсы своей могучей воли. Водяные столбы стали густыми, как лес, многие из них достигали в высоту двадцати футов. Тиргелд казался тусклым и бледным; сияние нарастало, но от него не было теней. Поднялся ветер, однако там, где сидел Маскалл, царил штиль. Вскоре послышались завывания и свист, как во время бури. Маскалл не видел форм и удвоил усилия.

Теперь его идеи лились в озеро столь бурным потоком, что всю душу Маскалла охватили возбуждение и желание бросить вызов. Но он по-прежнему не знал природы этих идей. Взметнулся огромный столб воды, в ту же секунду холмы начали трескаться и ломаться. Огромные массы земли были вырваны из их недр, и в следующий период затишья Маскалл увидел, что ландшафт изменился. Однако таинственный свет продолжал нарастать. Луна полностью исчезла. Рев невидимой бури был ужасным, но Маскалл отважно продолжал играть, пытаясь излить идеи, которые обретут форму. Склоны холмов прочертили расщелины. Вода, летевшая с вершин колонн, затопила землю; однако рядом с ним было сухо.

Сияние стало невыносимым. Оно было повсюду, но Маскаллу казалось, будто одна его четверть ярче других. Он подумал, что свет сосредотачивается, готовясь обрести плотную форму. Маскалл напрягся…

Сразу после этого дно озера провалилось, воды рухнули вниз, и инструмент сломался.

Свет Маспела погас. Вновь засияла луна, но Маскалл ее не видел. После того неземного сияния он словно оказался в полной темноте. Завывавший ветер стих; воцарилась мертвая тишина. Мысли Маскалла перестали течь в озеро, и его нога больше не касалась воды, а висела в воздухе.

Он был слишком потрясен внезапностью перемены, чтобы думать или чувствовать. Пока он лежал, ошеломленный, оглушительный взрыв прогремел в открывшихся под озером глубинах. Вода встретилась с огнем. Маскалла подкинуло в воздух на много ярдов, после чего с силой швырнуло на землю. Он лишился сознания…

Очнувшись, он увидел все. Тиргелд ослепительно сиял. Маскалл лежал на краю бывшего озера, превратившегося в кратер, дна которого он разглядеть не мог. Окружавшие озеро холмы были разорваны в клочья, словно после интенсивного артиллерийского обстрела. Несколько грозовых туч плавало в воздухе на небольшой высоте, из них постоянно били разветвленные молнии, сопровождаемые тревожными, странными раскатами грома.

Маскалл поднялся на ноги и осмотрел себя. Не найдя повреждений, он первым делом изучил кратер, а потом с трудом побрел к северному берегу.

Он поднялся на гребень над озером, за которым на протяжении двух миль местность полого снижалась к морю. Везде, где он проходил, виднелись следы его грубой работы. Пейзаж испещряли обрывы, траншеи, каналы и кратеры. Маскалл добрался до гряды невысоких скал, выходивших на пляж, и увидел, что ее в некоторых местах разрушили оползни. Он вышел на песок и остановился, глядя на залитое лунным светом бурное море, гадая, как ему выбраться с этого злосчастного острова.