Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Джина поправила джинсы и разгладила складки бледно-голубого свитера: «Собираюсь».

«Чем займетесь?»

«Будем жарить сосиски на гриле. А еще заглянем в дом с привидениями – нынче Хэллоуин».

С другого конца гостиной послышался презрительный смешок. Джина проигнорировала его.

Арт Марсайл – высокий человек с задубелым, как лошадиная сбруя, обветренным лицом, загоревшим до темно-кофейного оттенка за многие годы, проведенные под калифорнийским солнцем, с притворной строгостью смерил Джину глазами с головы до ног.

«Какой еще дом с привидениями?» – поинтересовался он, пока Джина заканчивала приготовления.

«Старый дом Фрилоков».

«Значит, там завелись привидения?»

«Все так говорят. С тех пор, как Бенджамин Фрилок убил свою жену».

«Так говорят , а? Кто-нибудь на самом деле что-нибудь видел?»

Джина кивнула: «А как же! Мексиканцы, живущие под холмом, замечали огни и слышали шум».

С другого конца комнаты донеслось издевательское ржание: «Безмозглое быдло!»

Арт Марсайл мелком взглянул на Хью, своего сына от первой жены, и снова повернулся к дочери: «Не боишься?»

Джина спокойно покачала головой: «Я во все это не верю».

«Понятно, – Арт Марсайл задумчиво кивнул. – И кто с тобой пойдет?»

«Дон Бервик. И еще…» – Джина назвала других участников вечеринки.

Сидевший поодаль Хью произнес тоном, полным отвращения: «Это у них называется „жарить сосиски“. Обниматься да целоваться – вот и все, чем они там будут заниматься».

Джина исполнила нахальный пируэт: «Нужно же где-то целоваться!»

Арт Марсайл хмыкнул: «Смотри, не слишком позволяй себя тискать».

«Папа!»

«Ты сделана из плоти и крови, так же, как все – не правда ли?»

«Да, но я… я…»

«Они поедут за город и будут хлестать пиво», – доверительно сообщил Хью.

«Не буду!»

«Парни будут».

«Конечно, будут, – прорычал Арт Марсайл. – И знаешь, почему я это знаю? Потому что в свое время делал то же самое. И занялся бы этим снова, если бы со мной поехала за город красивая девушка».

«Папа! – воскликнула Джина. – Ты противный!»

«Не противнее Дона Бервика, надо думать. Так что будь осторожна».

«Хорошо, папа!»

Прозвенел дверной колокольчик; зашел Дон Бервик – коренастый, плечистый семнадцатилетний парень. Перекинувшись для вежливости парой слов с Артом и Хью, он последовал за Джиной к выходу. Арт проводил их до крыльца: «Слушай, Дон. Не хочу, чтобы вы напивались. Не хватало еще, чтобы вы спьяну гоняли на машине, в которой будет сидеть Джина. Ты меня понял?»

«Понял».

«Ладно. Развлекайтесь от души!» Арт вернулся в дом. Хью стоял у двери – в восемнадцать лет он был выше отца. На продолговатой скуластой физиономии Хью, тощего и костлявого, но с большими мясистыми ладонями, постоянно сохранялось упрямое обиженное выражение: «Не понимаю, почему ты ей это позволяешь».

«Молодость случается только раз, – не повышая голос, сказал Арт Марсайл. – Пусть веселится… Тебе тоже следовало бы гулять с девушками – вместо того, чтобы сидеть дома и жаловаться на других».

«Я не жалуюсь. Я просто говорю о том, как следует себя вести».

«И как ей следовало бы себя вести?» – суховато спросил Арт.

«Она могла бы делать домашнее задание».

«У нее отличные оценки, Хью. Ей трудно было бы учиться лучше».

«Сегодня вечером – встреча борцов за духовное возрождение».

«И ты намерен посетить это сборище?»

«Да. Проповедует Уолтер Мотт. Замечательный, вдохновляющий лидер!»

Арт Марсайл вернулся к чтению журнала: «Уолтер Мотт, „гонитель бесов“…»

«Так его прозвали».

«Если тебе нравится слушать про адское пламя и вечные муки, – заметил Арт Марсайл, – дело твое. Но я туда не пойду, и Джине там делать нечего».

«Если бы это зависело от меня, она пошла бы на собрание, и ей там понравилось бы. Ей это было бы полезно».

Арт Марсайл взглянул на Хью с удивлением, с годами скорее возраставшим, нежели уступавшим место привычке: «А тебе было бы полезно выпить пива и целоваться с девушками. Но заставлять тебя я не могу. Будь я проклят, если заставлю кого-нибудь что-нибудь делать для его же блага!»

Хью вышел из гостиной и немного погодя появился снова в мешковатых серых брюках и черном свитере с большой стилизованной буквой на груди – его команде вручили такие свитера после успешного баскетбольного матча. «Я пошел», – сообщил он.

Арт Марсайл кивнул; Хью удалился. Закончив перелистывать журнал, Арт включил телевизор и посмотрел вечерний фильм – но мысли его были заняты скорее детьми, нежели мелькающими кадрами устаревшего боевика. Хью мог быть или не быть его собственным сыном; Джина была его дочерью от второй жены. Первая жена Арта сбежала с бродячим музыкантом вскоре после того, как родился Хью. Хью больше походил на этого музыканта, чем на Арта. Ни в чем невозможно было быть уверенным, однако, и Арт пытался вести себя с сыном так, как если бы тот был его кровным отпрыском. Вторая жена Арта погибла в автокатастрофе, когда возвращалась с новогоднего «парада роз» в Пасадене. Если Арт скорбел по ней, никто ничего об этом не знал. Он работал в апельсиновой роще с усердием, поглощавшим всю энергию. Его бизнес процветал; он прикупил еще земли и делал деньги, не проявляя ни малейшего желания их тратить. Джина и Хью подрастали; Арт относился к обоим настолько справедливо, насколько умел. Так как он не мог заставить себя демонстрировать привязанность к Хью, он пытался скрывать любовь к дочери. Но Джину невозможно было обмануть. Она обнимала и целовала отца и ничего от него не скрывала.

Хью существовал в другом мире. Он играл в баскетбол со страстным прилежанием, вступил во все школьные организации и занимал ту или иную должность в большинстве из них. Он купил руководство по соблюдению парламентского регламента и штудировал его внимательнее, чем учебники по математике. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, Хью посетил митинг евангелистов под открытым небом, и, если до тех пор между ним и Артом существовало какое-то взаимопонимание, теперь оно исчезло.

Летом Хью работал в апельсиновой роще. Арт Марсайл платил ему сполна и платил не зря – Хью был усердным, неутомимым трудягой. На заработанные деньги Хью купил автомобиль, а затем – переносной громкоговоритель: прибор в форме рупора с питанием от аккумуляторной батареи. «Какого дьявола тебе понадобилась эта штуковина?» – недоумевал Арт. Хью взглянул на рупор так, будто увидел его впервые, после чего перечислил способы применения громкоговорителя: сообщения, объявленные с его помощью, работники могли слышать во всех концах апельсиновой рощи, рупор мог пригодиться в аварийных ситуациях и при выполнении спасательных работ, во время шумных баскетбольных матчей и вообще тогда, когда нужно было обратиться к множеству людей. Арт попросил сына ни в коем случае не пользоваться рупором, обращаясь к нему, и не провозглашать с помощью этого устройства какие-либо молитвы за обеденным столом – с недавних пор Хью завел привычку молиться перед едой, и Арт терпеливо переносил такую непрошеную демонстрацию благочестия, хотя и не присоединялся к молитве. Джина, однако, не проявляла должного смирения и безжалостно дразнила брата, пока отцу не приходилось ее сдерживать: «Если Хью считает, что ему следует молиться перед едой, пусть молится – это его дело».