Александра Давыдова - Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

Тополь был абсолютно наг. Ива судорожно сглотнула, с трудом оторвав взгляд от гладкой кожи там, где полагалось быть признакам пола.

Одинокое перо, белое с мелким крапом бисеринок крови на нем, неспешно кружилось вокруг тела, вращаясь вокруг своей оси.

Крыльев не было.

Кто-то, перерезавший Тополю горло, аккуратно отсек их у самых лопаток. В глубине страшных ран тускло белела кость.

Натянутые между условными стенами и не менее условными полом и потолком желтые ленты четко отделяли куб пространства, наполненный хаосом, смертью и преступлением, от упорядоченной скуки привычного бытия.

Место преступления в трехмерной сетке координат.

Коронер неторопливо водил из стороны в сторону голографическим сканером, фиксируя положение тела в пространстве. Совсем недавно, когда человечество еще не поднялось со дна гравитационного колодца Колыбели, для этого достаточно было обычного куска мела.

— Узнаете его?

Голос комиссара заставил Иву вздрогнуть. Она часто заморгала, смахивая с ресниц навернувшиеся слезы, которые разлетелись во всех направлениях к вящему недовольству экспертов, облепивших все поверхности отсека в кропотливых поисках улик.

Она кивнула. Комиссар смотрел на нее в упор, прищурив здоровый глаз. Второй скрывался под наростом голокамеры, подмигнувшей Иве красным огоньком в знак того, что ведется запись.

— Пожалуйста, вслух, — напомнил комиссар.

Для протокола, вспомнила Ива. В горле пересохло, и у нее не сразу получилось выдавить из себя:

— Да, узнаю. Это Маркус Тополь. Так его звали… раньше.

— До пострига и модификации? — уточнил комиссар.

— Да, — сказала Ива.

Про себя она называла эту процедуру иначе.

Оскопление. Да. Именно так это и следовало бы называть.

— Кем вам приходился покойный?

Покойный.

Вот оно. Слово наконец прозвучало, окончательно исключив Тополя из мира живых. Иве захотелось взвыть — и выть долго и тоскливо, чтобы все услышали о ее горе и осознали всю тяжесть ее утраты.

В душе она выла с той самой минуты, когда в ее дверь постучали с крайне виноватым видом смущенные полицейские.

Вслух же она сказала:

— Мы были…

Комиссар приподнял бровь. Ту, что над здоровым глазом.

— Супругами? Любовниками? Родственниками? Отвечайте четко, пожалуйста.

Ох уж эта нетерпеливость и желание помочь. Впрочем, комиссару и так все известно. Ему просто нужны ее показания для дела, и он всячески старается ускорить процедуру опознания, чтобы не терять времени на пустые формальности.

— Мы были близки, — сказала Ива.

Разве скажешь иначе?

Однако комиссару этого явно было мало.

— Насколько близки? Уточните, пожалуйста, степень близости и родства. Для протокола, — он развел руками, всем видом показывая, что весь этот допрос не его идея.

Вырвавшись из тенет гравитации, человечество даже спустя несколько поколений оставалось верно привычным стереотипам поведения, закрепившимся, похоже, на генетическом уровне. Вот и сейчас неуместный в невесомости жест привел дородное тело комиссара в движение, закрутив вокруг продольной оси. Странно, на новичка в Пространстве он вовсе не похож. Может быть, последователь новомодного движения традиционалистов, лелеющих общечеловеческие традиции социального поведения? Да вроде бы возраст уже не тот…

Впрочем, комиссар быстро пресек размышления Ивы на свой счет: скупым отработанным движением рук погасил инерцию вращения и вновь замер прямо перед ней. В лицо Иве вперился хищным взглядом уродливый нарост камеры.

А, игра на публику, догадалась Ива. Этакий свой в доску простецкий парень. Дескать, ничего личного, процедура требует, и все такое…. В меру неуклюжий, в меру архаичный — одни усы эти чего стоят. Однако это работает, признала Ива. Располагает к откровенности. Ну-ну.

— Мы состояли в любовной связи в течение пяти лет, — сказала она. — Пока Тополь не…

Оказывается, она все еще не готова была говорить на эту тему с посторонними. Даже спустя все эти годы.

Даже после тысяч часов одиноких разговоров с самой собой.

— Вы имеете в виду, пока Тополь не вступил в Крылатое Братство?

Сообщество скопцов. Так будет вернее.

— Именно, — сказала она вслух.

— Запишем: гражданский брак… Что сподвигло его на этот поступок?

Аборты.

Чертовы аборты, будь они прокляты. Она считала, что еще не дозрела до материнства, что еще молода, и что у нее впереди еще много всего замечательного, на чем материнство неминуемо поставит крест. Он был идейным противником контрацепции во всех ее проявлениях и искренне считал детей плодами любви и показателем серьезности отношений. Он так хотел взвалить на себя весь непомерный груз ответственности, что она так и не решилась расстроить его. Расстроить своим нежеланием иметь от него детей.

Ива считала это лишь временной мерой — ведь у них все складывалось просто прекрасно! Ей так многое хотелось успеть, так многое увидеть, пока они оба еще молоды и не обременены потомством… Она была послушной женщиной своего любимого мужчины, отдаваясь ему вся, без остатка, и он платил ей тем же. Она не предохранялась, угождая его желанию. Просто шла и тайком прерывала беременность, пока та не стала заметной, и жила с ним дальше душа в душу самой насыщенной, головокружительной и замечательной жизнью, от которой брала все.

Маркус был терпелив и стоически переносил то, что считал проявлением воли высших сил, втайне списывая отсутствие детей на собственную мужскую немощь, которую почему-то была неспособна выявить современная медицина. Он любил ее, а она любила его больше всего на свете.

Так продолжалось долго, и могло бы продолжаться вечно.

Но он узнал.

И все кончилось в один день.

Тополь просто ушел, не говоря ни слова. В тот же день, к вечеру, она получила посылку от него. Письма к посылке не прилагалось. Вскрыв контейнер, Ива впервые в жизни упала в обморок, что в условиях нулевой гравитации было практически невозможно. Видимо, это все же была истерика, потому что следующую неделю она почти не помнила из-за действия транквилизаторов, которыми заботливо потчевала ее строго по часам приставленная к ней сестра милосердия из Ордена Смирения и Благодати.

Впоследствии она видела его лишь издали — на массовых служениях, среди сотен и тысяч таких же бесполых существ, как и он сам: с просветленными взглядами и печатью сопричастности к делу Господнему на челе.

Она страстно ненавидела его и себя очень долгое время.

А теперь Тополь мертв.

И ей некого в этом винить, кроме себя самой.

Комиссар терпеливо ждал ее ответа.

— Может, спросите у него самого? — сказала она и горько рассмеялась.

Комиссар странно посмотрел на нее здоровым глазом, но спросил лишь: