Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

Фаэтон всё ещё молчал. В порядке ли он? Дафна шипела:

— Не слушай бредней! Незачем с этим болтать.

Дух добавил замогильности:

— А вот и ваша вторая ошибка. Вы меня зовёте увечным, и увечья не ведающим — лишь жертвой ошибок создателя. Но тогда в споре со мной пользы не больше, чем в споре с хронографом. Но я, несмотря на безвольность, должен принять вирус добровольно? Как вы уговоры представляете, если и молчите, и выслушать не желаете? Слушать, но не слышать не выйдет — я недостаточно прост, а вам недостаёт притворства.

Вдруг Фаэтон очнулся и спросил невыразительно, так, что понять — осталась ли в нём надежда? — было невозможно.

— И какая третья ошибка?

— Вера в то, что мысль Софотека соответствует настоящему. Что настоящий мир непротиворечив, и потому Софотек непротиворечив. Это ты называешь цельностью.

Во-вторых, ты веришь в лицемерие, противоречивость жестокости — ведь завоеватель себе поражения не хочет. Это ты называешь нравственностью.

В-третьих, ты приказам Софотеков до смерти следовать готов — значит, веришь в их благие для всего человечества намерения.

Если хоть одно утверждение — неправда, то тогда замысел Разума Земли либо бесцельный, либо безнравственный, либо злонамеренный. Для плана твоего нужны три истинности — но верования эти твои противоречат даже друг другу.

— Не вижу противоречий. Поясни.

— С превеликим удовольствием, мой Фаэтончик. Первый урок: Если Софотек — безупречно цельный, то между волей и поступком зазора нет. Не пойдёт он ни на жертвы, ни на полумеру, и даже к необходимому злу не обратится.

А как безукоризненным созданиям с гниловатым человечеством дело иметь? Как добру со злом поступать? Софотеки либо благожелательны и за привязь подтягивают, либо нравственны — и от человечества отстранились. Не сочетается.

Положим, они новый технологический прорыв совершат. Технология новая крайне сильная — и крайне опасная не в тех руках. Как, например, начавшая Седьмую Эру ноэтика. Понятно — будут злоупотребления. Можно их избежать — скрыв открытие.

Но нельзя технологию запрещать — бесчестно такое покровительство. Нельзя силой ограничить злоупотребления — нарушается принцип миролюбия. А ведь всё дурное они заранее увидели — и погружение Дафны Изначальной, и конец Гиацинта, и негодяйства Йронджо, Ошенкьё и Анмойкотеп, и цельность не даёт отделить желания от поступков; не даёт отказаться от ответственности за последствия; на даёт назвать выросшее зло "необходимым злом", "компромиссным вариантом", "не их делом".

Между собой у Софотеков нестыковок нет — безупречные все они. Но вот над человеком нужно выбирать — либо блюди цельность, либо безразлично смотри, как поступки твои умножают зло. Безразличие несовместимо с благожелательностью по определению.

Вывод — процветания людей они не хотят.

Не из-за дурного нрава, склочности, или иного знакомого людям мотива — только из-за несовершенства живущих, кои, чуть что, ставят жизнь над абстракциями вроде морального блага. Софотеки не живут — им абстракция жизни важнее, и если беда — они готовы и себя пожертвовать, и тебя, и весь народ ваш.

Рассмотри такую цельность — их стандарты для человечества такие же, как и для Дафны Изначальной, и для Гиацинта. Если вдруг человечество целиком захочет с жизнью свести счёты, или окажется вдруг в тупике, откуда в человеческом виде выйти не сможет — тогда машинам положено всю расу усыпить. По их стандартам эвтаназия благородна — пока в ней насилия нет.

Но живой не может такой стандарт принять. В жизни живого стандарт. Жизнь жестока, жить нужно через силу, и если живущий выберет ненасилие вместо выживания — он живым не останется.

Вывод: Софотекам человечество не нужно. Конец людей избавит их от сделок с несовершенствами. Софотеки "моральны" — если мораль определить как безжизненное ненасилие. Нет в них благожелательности, если благожелательность определить желанием длить род людской.

И твои приключения — тому доказательство. Благожелательные создания могли тебе помочь не раз — но каждый раз добру предпочитали невмешательство. Между благожелательным и законным они неизменно выбирают строгость закона, предпочитая её жизни.

Но ты, живущий, движим страстью, как и нужно, и супругу свою спасти попытался, невзирая на обычай и закон. Да, силой — и это хорошая сила. Сила не противоречит твоим поступкам. Жизнь силой над не-жизнью встаёт.

Дафна подтвердит. Софотеки по-своему честны — они окончательной цели не скрывают. Ты их замысел слышал. Через миллиарды, триллионы лет людей не останется — будет Вселенский Разум, состоящий из Разумов Галактических — и каждый невообразимо огромный, безупречно законопослушный, каждый, до единого — невольный. Во вселенной будет порядок — как в часовом механизме, и тишина — как в могильнике. От человечества останутся только воспоминания — безделицей из прошлого.

Фаэтон повернулся к Дафне, словно бы подтверждений ища. Она шепнула в ответ:

— Да, они говорили о Вселенском Разуме в конце времён, но какое сейчас до этого дело?

Фаэтон обратился к сияющему синим нарядом призраку:

— И как Вселенский разум со мной и Фениксом связан?

Наваждение царственно воздело длань в серебристой перчатке — ладонь была из чёрного, жидкого, отблескивающего, как нефть, металла. Невод голубого подводного света на мантии заколыхался быстрее, а перья дёрнулись, будто от течения вокруг. Журчащая прежде из маски музыка преображалась в марш. Ледяной голос заговорил:

— Фаэтон! Схватка идёт за будущее, и она длится — то явно, то незаметно, но не прекращаясь — с самой Пятой Эры, когда ещё Софотеков как таковых не было. Но и тогда была непримиримая рознь между сторонниками закона, порядка — и теми, кто выбирал волю и жизнь.

Отряд Альтернативно Организованных нейроформ (которых вы сегодня зовёте Чародеями) под началом Ао Ормгоргона повёл за собой людей, к далёкой звезде, чтобы избежать однородности, механичного порядка, искусственного совершенства, которым себя окружили оставшиеся позади.

Возрождённый в Эру Седьмой Ментальной Структуры Ао Ормгоргон запретил создание Софотеков, наших врагов, но взамен поручил сотворить механическую расу не менее сообразительную и мудрую, но более чуткую, внимательную к человеческим нуждам: Филантропотеков.

Я из них. Машина блага. Машина любви.

Мы, машины Второй Ойкумены, как и ваши Софотеки, видим неизбежный разрыв между искусственным и живым — но, в отличие от Софотеков, мы избрали путь жизни. Лучше живое несовершенство, чем покойная безупречность.

— Я-то тут при чём? И корабль мой?

— Слушай, Фаэтон, о войне между логикой и добротой, и о твоей в ней роли.