Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

— Теперь что? — прошептала Дафна.

Похоже — действительно мужчина, в пурпурном, с проблесками алого и зелени облачении, покрытом поверх златотканым и белоснежным шитым ажуром. Кисти сложенных на груди рук прятались в серебряных перчатках, пальцы были унизаны дюжинами самоцветных перстней, а браслеты на запястьях щеголяли Софотековыми мыслеинтерфейсами. Маска формой повторяла лицо, и состояла из серебряного бойкого бурления отлитых из наноматериала миллионов мыслей, а на верхней кайме росли тонкие пернатые веера, напоминающие хвостовое оперение фазана: то ли украшения, то ли антенны. Такие же лезли из наплечников — невесомые цветки из белых и многоцветных, краплёных золотым и антрацитовым перьев, что будто были отняты у вымершего вида тропических птиц. Эполеты такие больше походили на опахала. [60] Этого предложения в подлиннике нет. Мне захотелось его вставить. С маски вместо глаз взирали аметистовые линзы.

Видение встало в десяти шагах. Тело изяществом и ломкостью напоминало не землянина, а лунного жителя. Своеобразный кокошник добавлял и без того изрядному росту.

Нет, какой ещё лунный житель. Царь Молчаливой Ойкумены. И мантия, и королевские узоры, и маска сновидца — всё, как тот далёкий, позабытый народ любил. Ао Варматир в предсмертном рассказе оставил намёки на такой стиль, и рост нисколько не удивительный — жители Молчаливой Ойкумены обитали в астероидных, бриллиантовых хоромах, где сильному притяжению взяться неоткуда. Дафна и Фаэтон глядели заворожённо. Пришелец не шевелился, и только перистые усики укачивало, как прибоем, а по наряду пробегала, колыхалась сеть голубых бликов — будто бы свет проходил через неспокойную поверхность воды.

Ещё играла музыка — мягко, волшебно, из складок ткани раздавался то звон бубенчиков, то смешок струнный, то сонный, но раскатистый вздох рожка.

— (Очередные наваждения), — услышала Дафна шёпот Фаэтона по зашифрованному каналу.

Ещё он передал свежие новости — на месте чёрной дыры действительно был источник притяжения, дверные моторы же включились без сигнала компьютера — наведённые электроны, тут спору нет. За роскошным платьем гостя радар ничего вещественного не нашёл — одна видимость. Дафна переслала в ответ выпученные глаза, пожатие плеч и приписку: "Если это голограмма — откуда музыка?" Фаэтон ответил, что создать вибрацию воздуха можно, проявив в воздухе триллионы молекул. Невероятное, невообразимое нагромождение случайностей порождало из ничего весьма само по себе прозаическое явление — звук.

— (Он что, показушничает?) — шепнула Дафна.

Фаэтон ответил: силу существо уже показало — плазма с лёгкостью могла бы Феникса, практически неуязвимого, выдавить.

А сейчас Молчаливый хвалился точностью и отлаженностью своих технологий.

— (Да,) — шепнул Фаэтон. — (Щеголяет.)

— (Знаешь. Щеголяет он отменно,) — ответила Дафна, не выказывая удивления.

От маски вальяжно зазвучало фанфарами, царственно подали ноты литавры и бубны, и из лейбмотива раздалось:

— Фаэтон из дома Радамант! Ты — Разума Земли деталька. Наивность тебя сгубит. Замыслы твои никчёмны и прозрачны — взгляни и сам, увидь: нет логики на дне. Противостояние Софотеков, Мудрых Машин, как вы их зовёте, Первой Ойкумены и Филантропотеков, Благожелательных Машин, Второй Ойкумены — корнями на три эры глубоко: с Пятой Ментальной Структуры оно длится, и зреть будет до погасших звёзд, до продроглой, окончательной, вселенской ночи. Ты не видишь размаха, ты не видишь ставок — но ты здесь, как пешка превосходящих умов, между противоположностей застрял — и должен выбирать вслепую. О нраве Софотеков, о философии, о настоящем мире тебе злодейски врали. Теперь, в последний час, сквозь вар, что ты себе в глаза и уши, в душу лил, холодный глас надчеловечной истины проникнет. Пойми его — иль сгинь.

Фаэтон, к своему удивлению, почувствовал, как речи призрачного павлина раздувают из искры внутри гневный пожар.

— Надеюсь, в лучшем мире лжецов обяжут так говорить: "Внимай! Я буду тебе врать!" — запальчиво обратился Фаэтон.

— Не выйдет: тогда лжец честным станет, — заметила Дафна.

Фаэтон кивнул и хмуро уставился на видение:

— Ну а до того, полагаю, каждая ложь будет себя правдой рядить. Надоело, уважаемый. Уши устали. Все ваши клевреты, как один, откровения сулили — а что на деле? На деле я только пошлых нелепиц дождался. Вы мне, полагаю, намереваетесь глаза открыть — мол, Софотеки затеяли злую кознь и меня, и всё человечество дурачат?

— Именно так, — раздался голос под аккомпанемент китайских колокольчиков. — Терпеливо, неутомимо, незаметно Софотеки близят конец вашей расы. Доказательство? Приложи логику, получишь. Свидетельства? Приглядись к жизни своей. Подтверждение? Дафна его даст.

Растерянный Фаэтон повернулся к Дафне, а та яростно прошипела:

— Чего мы слушаем? Спускай "Овода"! Давай! Чего мнёшься?

Маска посмотрела в неё, рыдая по щекам серебряными, электрическими слёзками. Голос оставался холодным, но музыка заиграла ехидная:

— Перед Фаэтоном — первая из трёх непреодолимых стен. Своим наивным планом он их сам воздвиг. Пока я не в разуме корабля, вирус внести невозможно — меня нужно уговорить воспользоваться его щедротой. Но Фаэтон убеждён, что меня убедить нельзя, якобы я разума не слушаю и к логике устойчив. Парадокс! Слушай я логику, вирус бы не понадобился.

— Значит, корабль оно забрать захочет, — сердилась Дафна на Фаэтона, — в разум Феникса залезет. Конечно! И теперь что? Чего это оно вдруг заартачилось?

Фаэтон сидел неподвижно и безмолвно.

Плюмаж вяло кивнул вслед за маской гостя, из-под павлиньего наряда раздался медный гул. Ледяной голос ответил:

— Сдаётся мне, Разум Земли и сама меня не поняла, и вас в заблуждение ввела. Корабль — не главное. Фаэтона я желаю.

Дафна следила за гостем и злобно, и испуганно:

— Зачем он вам?

Затрубили фанфары. Перья на эполетах распушились.

— Он — копия одного из нас.

— Что-?

— Фаэтон создан по образцу колониального воителя. А какая колония взята была, как думаешь?

Призрак дал Дафне подумать немного и продолжил завывать:

— Остальной сброд Первой Ойкумены робости обучен, послушным выведен. Фаэтона растили смелым, ровно таким смелым, чтобы звёзды покорять смог — и ровно таким покорным, чтобы звёзды машинками заселять, зверушками машинок, манориками всякими — как он. Не свободными, как мы свободными, людьми. Слава хаосу, случился просчёт. Слава хаосу — и слава любви, ибо любовь есть хаос. Он влюбился — и не смел покинуть запуганную жену. Ему дали взамен жену поотважнее. Ты, Дафна Дикая — заплатка. Разум Земли не случайно послала вашу парочку — знает она, я бы на робких душой времени тратить не стал.