Виктор Фламмер - Флаги над замками [litres]

На дальней стене висел веер с его гербом, а выше было написано «Славься, сутра Священного Лотоса».

– О… – только и смог протянуть Киёмаса.

– Здесь юноши обучаются воинскому искусству, – поклонившись, сказал Такуми. В его голосе звучала гордость.

Юноши, о которых, судя по всему, и шла речь, – шестеро совсем еще мальчишек, разбившихся на пары, и взрослый парень – видимо, старший ученик, синхронно повернулись, опустились на колени и поклонились наставнику.

А может, и Киёмасе тоже?

– Они знают меня? – негромко спросил Киёмаса.

– Я прошу простить меня, но я еще не успел им вас представить.

– Ничего! – радостно рассмеялся Киёмаса. – Знакомиться лучше всего во время тренировки! – Он подошел к боккэнам на стене и указал на один. – Я возьму, наставник?

– Конечно, – Такуми поклонился еще ниже, выпрямился и подошел к нише со стойкой. Взял оттуда один из двух боккэнов и протянул Киёмасе:

– Только, прошу вас, возьмите этот. Это мой. Те – ученические.

– Нет, я не стану брать твой. – Киёмаса снял другой боккэн со стены, скинул куртку и встал в стойку. – Нападай, наставник, посмотрим, на что ты годишься.

…И едва успел отмахнуться от мгновенного удара. Он не ожидал от этого почтенного человека, да что там – старика, – такой прыти. Сам он даже мальчишкой так не носился! И это не были хаотичные прыжки – каждое движение, которое Киёмасе удавалось замечать, было четким и выверенным – ничего лишнего. Он перешел в атаку. И принялся давить, наступая и непрерывно атакуя, почти не отвлекаясь на защиту, – тактика против более быстрого, но менее сильного противника.

Вот где пригодились детские тренировки с Сакити. Точно так же, как тогда, нужно было не дать противнику опомниться, обрушивая на него град сильных ударов и вынуждая того уворачиваться, а не отбивать, рискуя потерять оружие и подвижность руки.

И тело. Так же, как в детстве, слушалось просто отвратительно. Он уже пропустил два удара от маленького сухонького старика! Да, скользящих, и по ногам – будь меч настоящим, они бы только порвали одежду, но все же! Сам он задел Такуми только один раз, и тоже едва чиркнул по груди. Хорошо, что есть додзё. И отлично, что есть такой прекрасный партнер для тренировок. Киёмаса отступил на шаг, а потом снова, с удвоенной силой принялся теснить.

Техника Такуми была ему не знакома. Она была сложнее той, к которой он привык, и подходила для выступлений куда больше, чем для настоящего боя. Но это и было то, что нужно, – тренировки для развития скорости, духа и тела. А не для убийства. Для убийства особых техник и не требуется. Киёмаса размахнулся и, вложившись всем корпусом в удар, выбросил руку вперед.

Боккэн Такуми, вылетев из его рук, громко стукнулся об пол. Киёмаса коснулся кончиком деревянного меча его горла. Некоторое время они так стояли молча в гробовой тишине, а потом Киёмаса отшвырнул в сторону боккэн, подошел к Такуми, присел на корточки и сжал в объятиях.

– Какой же я счастливый-то! Какими внуками наградили меня боги! – Он отпустил Такуми, встал и поклонился ему:

– А тебя благодарю за отличный бой. Надеюсь встретиться еще.

– Конечно, – тот поклонился в ответ, – сюда ходят много достойных людей, с которыми приятно скрестить мечи.

Такуми повернулся к присутствующим. Юноши выстроились вдоль стены, чтобы им не мешать, и наблюдали за происходящим с огромным интересом.

– Вот, – сказал Такуми, – я хочу представить вам господина Като Киёмасу. Поприветствуйте его.

Все как один, вместе со старшим учеником, опустились на колени и склонили головы в поклоне:

– Приветствуем вас, мастер.

Киёмаса наклонил голову в ответ.

Такуми отошел в сторону, и Киёмаса последовал за ним.

– Вы говорили, что вам нужно просторное помещение. Это подойдет?

– Конечно, – Киёмаса кивнул и огляделся, – только пусть все выйдут, и ты тоже. Тут станет очень холодно. Ты принес заготовку?

– Заготовку?

– Ну, я не знаю, как это правильно называется. Такой длинный брусок металла. Я его колол силой, а кузнец смотрел по сколам, насколько силен холод и какие металлы надо смешать, чтобы сделать прочнее. В последний раз только с шестой попытки получилось – представляешь, как выросла моя сила?

Такуми кивнул, но не уверенно.

– Господин Като, прошу прощения, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но я взял вот это, – он достал из сумки, которую принес с собой, длинный стеклянный стержень. И протянул его Киёмасе. Киёмаса посмотрел. Внутри были начерчены полоски и стояли иностранные цифры. Он уже выучил их. В самом низу была нарисована цифра 200.

– Что это такое?

– Это термометр для низких температур. Он измерит даже самый сильный холод и покажет температуру лучше всяких сколов.

– О, – рассмеялся Киёмаса, – забавная вещица. Но ты не понял. Будет такой сильный холод, что эта стекляшка сразу разлетится. Даже металл не выдерживает, я же говорю.

– Нет, что вы, – Такуми улыбнулся и покачал головой, – этот термометр выдерживает погружение в жидкий азот. Да не каждый металл на такое способен – это особенное стекло.

– Жидкий – что?

– М… представьте себе такой холод, что воздух замерзает и становится как вода.

– О-о-о… – Киёмаса вытаращил глаза, – ничего себе. И такое научились делать?

Такуми кивнул:

– Представьте себе самую холодную зиму. Так вот, этот термометр способен измерить холод сильнее в двадцать раз.

– Какая вещь! – Киёмаса сжал стеклянный стержень в руке. – Хорошо, тогда пусть все выйдут. Когда я закончу – я тебя позову.

Оставшись один, Киёмаса некоторое время разглядывал термометр. Выходит, точка концентрации силы должна быть на этой штуке. Надо сосредоточиться, чтобы Такуми увидел его полную мощь. То самое ледяное пламя. И его последнюю производную – ледяное лезвие. Это был видимый даже простому глазу поток силы, который образовывался вокруг лезвия его копья и прикосновение которого обращало плоть в лед и крошило камень. И удар достигал любого объекта в пределах видимости Киёмасы.

Стекло… что же, не узнаешь, если не попробуешь.

Он положил прибор в самом центре на пол и протянул руку, указывая на него. Настроился, расслабился, отпуская силу. Пусть она течет свободно, не встречая препятствий. Воздух вокруг заколебался. Киёмаса сам не чувствовал холода, но знал, что воздух остывает и смешивается с тем, который еще остыть не успел, – это и дает появившееся легкое марево. По татами вокруг термометра начало расползаться пятно инея. Киёмаса сосредоточился и ощутил вдруг во всем теле такую легкость, что расхохотался от внезапно нахлынувшего счастья. Давно, о как давно он не испытывал подобного! Вокруг него цветком полыхнуло голубое сияние, он как будто плыл в нем, летел вверх, купался в этих лучах.