Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени [litres]

– Но… – Не могу себе представить программу, ради которой Генри готов рискнуть перемещением.

– Все в порядке, я не буду сидеть и смотреть на экран. Я хочу, чтобы ты посмотрела.

– Ясно. И что же это? – Я совсем отстала и понятия не имею, что показывают по телевизору.

– Сюрприз. В восемь часов.

Телевизор стоит на полу в столовой, пока мы ужинаем. Генри отказывается отвечать на вопросы и дразнит меня, спрашивая, что бы я сделала, будь у меня большая мастерская.

– Какая разница? У меня же кладовка. Может, занялась бы оригами.

– Да ладно, а серьезно?

– Не знаю. – Я наматываю спагетти на вилку. – Сделала бы все макеты в сто раз больше. Нарисовала бы на кусках картона размером десять футов на десять футов. Надевала бы ролики, чтобы добраться из одного конца мастерской в другой. Поставила бы большие чаны, японскую сушилку, десятифунтовую мешалку Рейна… – Эти образы захватывают меня, но тут я вспоминаю мою настоящую мастерскую и содрогаюсь. – Ну, может, когда-нибудь.

Мы неплохо живем на зарплату Генри и проценты от моего вклада, но позволить себе настоящую мастерскую я смогу, только получив работу, а тогда у меня не будет времени, чтобы работать в мастерской. Это порочный круг. Все мои друзья-художники страдают от нехватки времени, или денег, или того и другого. Кларисса разрабатывает компьютерные программы днем и занимается искусством ночью. Они с Гомесом решили пожениться в следующем месяце.

– Что мы подарим Гомесу на свадьбу?

– Что? Ой, я не знаю. А мы не можем просто передарить им все наши эспрессницы?

– Мы же обменяли их на микроволновку и хлебопечку.

– А, да. Эй, уже почти восемь. Хватай кофе, пойдем в гостиную.

Генри отодвигает стул и торопится к телевизору. Я несу обе чашки с кофе в гостиную. Он ставит телевизор на журнальный столик, и, повозившись с удлинителем и кнопками, мы садимся на диван смотреть рекламу водяной кровати по девятому каналу. В павильоне с водяной кроватью, кажется, идет снег.

– Черт, – говорит Генри, бросая быстрый взгляд на экран. – В магазине он работал лучше.

На экране вспыхивает заставка Иллинойской лотереи. Генри лезет в карман брюк и вручает мне маленький белый листок бумаги:

– Держи.

Это лотерейный билет.

– Господи! Ты же не…

– Шш! Смотри.

Под громкие фанфары представители лотереи, серьезные люди в костюмах, объявляют номера, значащиеся на вытащенных наугад розовых шариках; номера появляются один за другим на экране. 43, 2, 26, 51, 10, 11. Конечно, они совпадают с номерами на билете, который я держу в руке. С экрана нам несутся поздравления. Мы только что выиграли восемь миллионов долларов.

Генри выключает телевизор и улыбается:

– Неплохо, да?

– Я не знаю, что сказать.

Генри понимает, что я не прыгаю от радости.

– Скажи: «Спасибо, дорогой, что раздобыл баксы, на которые мы сможем купить дом». Этого будет достаточно.

– Но… Генри… это ненастоящее.

– Конечно настоящее. Это настоящий лотерейный билет. Если отнесешь его в «Кэтс-Дели», Минни тебя от души обнимет, а штат Иллинойс выпишет тебе настоящий чек.

– Но ты знал.

– Конечно. Разумеется. Просто нужно было посмотреть номер в завтрашней «Трибьюн».

– Мы не можем… Это нечестно.

Генри драматически ударяет себя по лбу.

– Какой же я дурак! Я совершенно забыл, что ты привыкла покупать билеты, не зная, какие номера выпадут. Ну, это мы сейчас исправим.

Он выбегает в коридор, на кухню и возвращается с коробком спичек. Зажигает одну и подносит к билету.

– Нет!

Генри задувает спичку:

– Клэр, это не важно. Если бы мы хотели, мы могли вы выигрывать в лотерею хоть каждую неделю весь следующий год. Если тебе это не по душе, ничего страшного.

Билет немного подпален с уголка. Генри садится рядом со мной на диван.

– Вот что я скажу. Почему бы тебе просто не взять его, и если захочешь, мы его обналичим, а если решишь отдать его первому встречному бомжу – пожалуйста…

– Это нечестно.

– Что нечестно?

– Ты не можешь свалить на меня такую огромную ответственность.

– Ну, мне-то все равно. Так что, если ты думаешь, что мы обманули штат Иллинойс на эту сумму, которую они вытянули из работяг, давай просто забудем об этом. Уверен, можно найти и другие способы заработать на большую мастерскую.

Боже. Большая мастерская. До меня доходит – вот дура! – что Генри мог выигрывать в лотерею хоть каждый день, но никогда не делал этого, потому что это ненормально . Он решил забыть о своей фанатичной решимости жить как нормальный человек, чтобы я могла получить большую мастерскую и кататься по ней на роликах. А я веду себя как неблагодарная дрянь!

– Клэр? Что ты…

– Спасибо, – слишком резко говорю я.

– Это означает, что мы обналичим билет? – поднимает брови Генри.

– Не знаю. Это означает «Спасибо».

– Пожалуйста. – Неловкая тишина. – Эй, а что там по телевизору?

– Снег.

Генри смеется и поднимает меня с дивана:

– Давай пойдем тратить заработанное неправедным путем.

– Куда пойдем?

– Не знаю. – Генри открывает шкаф в коридоре и достает мою куртку. – Эй, давай купим Гомесу и Клариссе машину на свадьбу.

– Кажется, они подарили нам винные бокалы.

Мы скатываемся вниз по лестнице. На улице великолепный весенний вечер. Мы стоим на тротуаре напротив нашего дома, Генри берет меня за руку, я смотрю на него, поднимаю наши сплетенные руки, Генри кружит меня, и вот мы уже танцуем на Бель-Плейн-авеню. Вместо музыки – шум проезжающих машин и наш смех. Запах цветущих вишен, засыпающих мостовую лепестками, как снегом. Мы кружимся под деревьями.

КЛЭР: Мы пытаемся купить дом. Выбирать дома – это потрясающе. Люди, которые ни под каким соусом вас и на порог не пустили бы, широко распахивают двери, разрешают заглядывать в кладовые, щупать обои, задавать язвительные вопросы о водосточных желобах.

Мы с Генри очень по-разному оцениваем дома. Я медленно обхожу весь дом, рассматриваю деревянные панели, оборудование кухни, спрашиваю об отоплении, ищу пятна сырости в подвале. Генри сразу проходит к задней части дома, выглядывает из окна и качает головой. Наш риелтор Кэрол думает, что он псих. Я говорю ей, что он фанатик-садовод. Проведя таким образом весь день, мы едем домой из офиса Кэрол, и я решаю спросить о его концепции выбора.

– Какого черта ты делаешь? – вежливо начинаю я.

– Ну, – Генри выглядит пристыженным, – не знал, хотела ли ты это узнать, но я уже был в нашем будущем доме. Не знаю когда, но я был – буду – там одним прекрасным осенним днем, скорее даже – вечером. Я стою у окна, выходящего на задний дворик, рядом с мраморным столиком, который тебе достался от бабушки, и смотрю через задний дворик на окно кирпичного здания, наверное твоей мастерской. Ты там вытаскиваешь листы бумаги. Они синие. На тебе желтая бандана, чтобы волосы не мешали, и зеленый свитер, и твой обычный резиновый фартук, и все такое. Во дворе увитая плющом беседка. Я был там всего пару минут. И я пытаюсь высмотреть этот пейзаж, чтобы знать: это наш дом.