Максим Бондарчук - Симулякры доктора Хьюго [СИ]

Он бил его рукой все время, если малыш не оправдывал его надежд, ругал и кричал, со слюной выплевывая самые последние грязные слова. Хью запомнил это на всю свою жизнь и сейчас ожидал нечто такое. И вот он, опять кричит, опять размахивает руками, как и в юношестве, когда кабинет олицетворял для мальчика камеру пыток средневековья.

— Сделай это, я готов, — повторил он.

И отец ударил его. Замахнулся огромной рукой и ударил. Вот только боли тот не почувствовал. Он вжал в себя плечи как и тогда, и выдержал все, что должен был.

Самочувствие он потерял практически сразу. Где-то в темноте он слышал звуки сирен службы спасения, скорой помощи. Какой-то посторонний шум проникал в потусторонний мир и крики зевак, столпившихся у развороченной машины.

Затем мир поменялся. Вокруг все стало чисто и опрятно. Знакомый запах старых книг проник в его ноздри.

Родной дом. Старые стены поместья, выкупленного его отцом-банкиром много лет назад, и прислуга, суетившаяся где-то на кухне, готовясь к приезду важных гостей. Он прошел вперед и раздвинул шторы, дав солнечному свету проникнуть в мрачное помещение отцовского кабинет. Множество книг окружали его на полках высоких шкафов.

— Хэмингуэй, — сказал он вслух, доставая сборник великого писателя. Развернул и на первой же странице обнаружил открытку на которой был изображен рыбак, сражавшийся с акулами и следом эпиграф «… я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет».

Потом положил обратно и развернулся. Дверь в посветлевший кабинет распахнулась, сначала вошел отец, вытянув спину как струну, следом — он сам. Только был он еще мальчиком.

— Хью, — начал отец, — закрой дверь.

Он сделал это, склонив голову, понимая, что скоро начнется крик. Отец, как это часто бывало, сорвется в дикий ор, выплевывая из легких самые страшные слова, которые он только знал на тот момент. Это был совсем другой отец, настоящий дьявол с покрасневшими глазами, с пеной у рта и сжатыми кулаками, падавшими на его голову с настоящей мужской силой.

— Ты опять не сделал школьное задание. Почему мне все время приходится краснеть за тебя?

Отец поправил очки.

— Я старался, но оно слишком сложное.

— Сложное? Для кого? Для мальчика, который хочет учиться или для которого безделье самое и праздность самое важное в жизни?

Он ничего не ответил. Какой смысл? — вдруг подумал Хью-взрослый, я прекрасно знал чем закончится этот разговор и почти всегда молча принимал неизбежное.

— Я плачу большие деньги за твою учебу, но ты не оправдываешь моих надежд. Пора бы уже понять, что вечно так не будет. Мне придется принять меры.

— Какие? — осторожно спросил мальчик-Хью.

Отец встал, вышел из-за стола и подошел к подростку, ударив его наотмашь так сильно, что звук от хлесткого удара еще долго висел в воздухе. Щека побагровела, глаза стали наполняться слезами и вскоре мальчик тихо заплакал.

— Я… — голос отца дрожал от переполнявшей его злобы, — столько вложил в это дело, потратил огромную сумму денег на твое воспитание и обучение, а ты… ты… не хочешь сделать самого малого — благодарно отнестись к столь щедрому подарку. Ты — неблагодарный! Твое поведение — ошибка, твое отношение ко всему, что я делаю для тебя — просто невыносимо!

Он замахнулся еще раз и удар последовал вновь, но только с противоположной стороны. Мальчик слегка пошатнулся, слезы потекли с новой силой, но сам он молчал, не вытолкнув из себя даже слабого стона.

— Это будет тебе уроком.

За дверью послышались шаги. Отец замолчал, прислушиваясь кто бы это мог быть, но вскоре продолжил говорить. Хью знал, что это была его мать. Она всегда стояла у двери, слушая как муж избивал нерадивого отпрыска. Слушала и плакала, не в силах этому помешать. И каждый раз, когда он начинал громко плакать, она плакала сильнее всех. Одним вечером он поклялся себе, что больше не позволит себе закричать или громко заплакать, чтобы стоящая за дверью мать это услышала. Он дал зарок, что стиснет зубы, но промолчит и тем самым спасет от страшных душевных мук свою мать.

— А теперь иди и садись за учебники, — в приказном порядке сказал отец. — Время не любит, когда его тратят впустую.

Он вышел, вытирая мокрые глаза и поправляя растрепавшуюся прическу. Подошел к двери, подождал несколько секунд и только после этого прикоснулся к дверной ручке. По ту сторону он не увидел ее — она ушла, оставив после себя лишь небольшой носовой платок, растрепавшийся и мокрый от материнских слез. Поднял его, положил в карман и спустился по лестнице.

Хью-взрослый все это помнил. Так ярко и отчетливо, что непроизвольно погрузил руку в карман брюк и неожиданно для себя обнаружил тот самый платок. От него пахло духами и материнской любовью, аромат которой он не мог забыть никогда. Приложив к ноздрям и вдохнув, он сполз по стене и сел на пол, закатив глаза и вспоминая как это было.

Отец был все еще здесь. Сидел за своим столом, перебирая и подписывая многочисленные документы. Курил, следуя дурной привычке, сбивая пепел прямо себе под ноги на пол. Потом почему-то посмотрел на него.

— Ты все еще не понял почему я это делал?

Хью открыл глаза и посмотрел на него.

— Что?

— Ты держишь на меня зло. Пусть так — я не буду просить у тебя прощенья. Это все было ради твоего блага.

— Что ты такое говоришь?

— Если бы не это, кто знает кем бы ты стал. Да, ты не пошел в финансисты, но и на своем научном поприще тебе много удалось достичь.

— Я не понимаю.

Хью стал подниматься. Как так? Он видит его?

— Присядь, — сказал теперь уже тише отец, прикуривая очередную сигарету. — У тебя наверняка много вопросов. Что ж, сейчас самое хорошее время, чтобы дать на них ответы.

Хью сел, как он и велел ему. Словно опять превратившись в маленького мальчика, он безропотно повиновался, опустившись в широкое кожаное кресло стоявшее напротив отцовского рабочего стола.

— Итак? — он снял очки и посмотрел на него.

— Этого не может быть.

— Не может быть что?

— Ты. Тебя ведь не существует.

— Почему же? Ты общаешься со своим отцом. Разве я не похож сам на себя.

— Ты мертв.

— Там — да, здесь — нет, — он слегка наклонился вперед. — Ну же, взгляни на меня внимательней, можешь даже приблизиться ко мне, я не против.

Хью машинально подался чуть вперед, потом остановил себя и вернулся в прежнее положение.

— Итак? — повторил он свой вопрос. — Я жду.

— Как такое возможно?

— Хм… а что если я скажу, что ничего и не происходило.

— То есть как?

— Ну именно то, о чем ты подумал. Я живой, не было никакой смерти. Все время с того момента, как ты вместе с моим братцев и прочими родственниками бросили последнюю лопату песка на мою могилу, нивелировалось и теперь ты вернулся в начальную точку нашей общей с тобой жизни.