Максим Бондарчук - Симулякры доктора Хьюго [СИ]

Профессор явился к нему сразу, как только смог дозвониться до Хьюго и понять, что в этот раз дела обстояли намного хуже, чем раньше. Войдя в комнату и увидев, как молодой ученый лежит на полу едва живой, он перенес его на кровать и попытался привести в чувства коллегу, попутно думая стоит ли ему вызывать скорую или дождаться логического завершения.

На столе лежало множество разбросанных таблеток, полупустых и порожних пластмассовых баночек, а также истерзанные и смятые стопки листов с расчетами, где нет-нет, а прокидались среди вороха чисел и формул какие-то невразумительные слова и проклятия, которые Хью оставил очень неразборчивым почерком.

Через полчаса боль стихла, но ученому вряд ли стало от этого лучше. Хотя, как думал профессор, наверное, это было хорошо, ведь он все еще жив и ни ему, ни кому бы то ни было не придется оправдываться перед милицией или ученой Коллегией за странную смерть бывшего работника научно-исследовательского института, где тот работал продолжительное время после приезда в Минск.

Уйдя в ванную, он вскоре вернулся со стаканом воды и дал Хью напиться, присев на край узкой кровати и непрерывно наблюдая за молодым ученым, каким-то чудом избежавшего долгой и мучительной смерти.

— Что черт возьми происходит, Хью? — спросил Иванов, забирая стакан из дрожащих рук ученого.

— Я это почувствовал, — выдавил из себя Хью и снова пластом упал на кровать. — Я видел их всех, ощущал как живых. Они были там, рядом со мной: мой отец, мать, даже я сам в юношестве. Они все были там.

— Ты бредишь, Хью. Ты едва не помер.

— Наверное. Я очень плохо себя чувствую.

Потом он поднял побледневшие, как будто посыпанные мукой, ладони, вытер ими выступивший на лице пот и закрыл глаза.

— Это невероятно, профессор. Я все это видел. Разговаривал с ними. Мой отец сказал, что он живет у меня в голове. Что смерть — это всего лишь часть великого плана, когда одни покидают мир, но остаются с нами навсегда. Вот здесь, прямо у нас в черепной коробке. Смерти нет, профессор. Это ложь. И я могу это доказать.

— Как?

— Пока точно не знаю. Но мне необходимо спросить об этом отца.

Профессор покачал головой. Он уже видел подобное давно в молодости, когда был частью того большого и опасного эксперимента. Слышал подобные слова, видел удивление и страх в глазах тех, кто однажды смог лицезреть сокрытое от многих пространство параллельного мира. Здесь все повторялось. Точно так же, почти слово в слово профессор ощущал дежавю, вздрагивая от мысли, что и этот молодой человек закончить как и те добровольцы, что приходили к ним испытать удачу ценой собственной жизни.

— Ты чертовски неважно выглядишь. Может вызвать скорую?

Хью ответил отказом. Покачав головой из стороны в сторону, он вскоре перевернулся на бок, поджав под себя ноги, и заснул. Едва ли в тот момент он чувствовал боль, которая пронизывала его тело насквозь, но этот короткий период тишины и покоя, что продлился несколько часов, стали для него спасительными.

Профессор все это время оставался с ним. Он боялся непоправимого и хотел быть рядом, если самое страшное будет вынуждено случиться у него на глазах. Однако судьба распорядилась иначе и вскоре молодой ученый открыл глаза.

— Надеюсь, — сказал профессор, сидя за столом Хью и видя как тот медленно, словно медведь после зимней спячки, выходит из своей комнаты, — ты не будешь сильно меня ругать за то, что я прибрал тот бардак, что тут творился у тебя все это время.

— У меня просто нет сил для этого, — ответил Хью и направился на кухню откуда вскоре вернулся с чашкой горячего кофе.

— Я прочитал кое-что из твоего. — Иванов указал на пачку бумаг и документов, исписанных вдоль и поперек едва различимым почерком, после чего посмотрел на своего молодого коллегу. — Ты очень сильно продвинулся в этом деле. Я поражен.

— А что там такого?

— Расчеты. Много очень важных расчетов, заметок, удивительных выводов и твоих собственных размышлений на тему материализации воспоминаний.

— Это сенсация?

— Пока рано говорить. Но ты продвигаешь семимильными шагами. У меня прямо челюсть отвисла, когда я начал ознакамливаться с твоими трудами.

— Надеюсь, вы не украдите мое открытие себе? — Хью присел на стул рядом у окна, после чего тяжело вздохнул. Он и правда чувствовал себя лучше, но отголоски того ужаса в который он был погружен всего несколько часов назад, громкими отголосками все еще давали о себе знать. В висках пульсировали вены, сердце билось сильнее обычного и давно проявившаяся тахикардия не могла не усиливать боль в грудной клетке.

Профессор улыбнулся, услышал последние слова Хьюго.

— Нет, что ты. Я уже стар и тщеславие мне не свойственно. Будь это моей целью, вряд ли бы я стал дожидаться тебя здесь. Забрал все имеющееся у тебя и тут же доложил в Коллегию.

— Они бы сочли вас сумасшедшим.

— С такими выводами? — профессор несколько раз легонько ударил по кипе бумаг на краю стола. — Не-е-т, скорее были бы вынуждены признать свою ошибочность в отношении меня. Хах, хотел бы я посмотреть на их лица в этот момент.

— Но тем не менее вы остались. — Хью с трудом наклонился вперед, держа обеими руками чашку с кофе. — Что не так, профессор?

Иванов встал из-за стола.

— Я уже тебе говорил — я хочу, чтобы ты довершил начатое. Много лет назад я был полон сил и амбиций. Сейчас я стар, ленив и хочу тихо закончить свою жизнь.

— Но вы здесь.

— Потому что есть вещи, которые не покидают нас до самой смерти. Я разочарован в себе, Хью. Я стал слабым, расчетливым. Уже нет того безумия, что раньше, когда я плевал на мнение других и был готов на все, чтобы доказать обществу свою идею. Сейчас я все чаще смотрю на последствия. Стал чертовым аналитиком, политиканом, который только и умеет, что говорить витиеватыми фразами, чтобы его не дай бог не заподозрили в ереси и антинаучном чепухе.

Потом он с секунду помолчал.

— Знаешь, что я тебе скажу — ты обязан продолжить это дело.

— Вы не раз мне это говорили.

— Наверное, потому, что в глубине души я боюсь, что ты остановишься перед самым финишем и будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— А что скажет Коллегия? Она ведь наверняка в курсе, что вы часто заходите ко мне.

— Увы, но это так.

Профессор опять вернулся за стол, надел очки и принялся в который раз пересматривать сложенные в стопку документы.

— Мне уже один раз приходилось оправдываться. Но глупости. Скажу лишь то, что они следят за мной, иначе как все это объяснить. А если слежку ведут за моим передвижением, значит нечто такое может случиться и с тобой.

Но Хью не верил во все эти шпионские игры, слежку, прослушивающие устройства и прочую атрибутику дешевого бульварного чтива, продававшегося в мягкой обложке в переходах метро. Сейчас его больше заботила собственная голова и та боль, что все еще правила балом в ней. Допив кофе, он поставил опустевшую чашку на край подоконника и посмотрел в окно. Сейчас за ним стояла тишина, лишь изредка разрываемая налетавшим гулом тянувшейся в самом низу многокилометровой пробки. С высоты шум слегка приглушался, но все равно оставался очень громким, поднимаясь все выше и выше, пока не стихал где-то у самой крыши небоскреба, куда взгляд Хью подняться уже не мог.