Максим Бондарчук - Симулякры доктора Хьюго [СИ]

— Ты ничего не знаешь! — продолжал кричать Хью во все горло. — Как ты можешь судить о таких вещах, если не видела того, что видел я. Они… они были там, понимаешь? Все, кто когда-то ушел, стояли прямо передо мной, разговаривали, улыбались, они были живые. Я смог воскресить их всех!

Хью смотрел на нее красными, налитыми кровью, глазами. Лена не стала испытывать судьбу и молча проследовала к выходу, забрав с собой лишь куртку, а пакетик с препаратами оставив на столе.

— С тобой что-то творится неладное, Хью. Тебе нужно пройти обследование.

Вместо ответа он лишь громко хлопнул дверью.

Боль в голове вновь дала о себе знать, но на этот раз слегка легче, чем было утром и уж совсем не так, как это было в миг, когда он проснулся и понял как не хочет жить. Препараты он перенес в специальный ящик, в котором хранил самые редкие и ценные реактивы с которыми проводил наиболее опасные опыты и боялся, что нагрянувшая неожиданное полиция могла все это конфисковать. А поводов было много. Несколько раз на него подавали жалобы за резкую вонь, распространявшуюся от рабочего стола во время экспериментов и даже один пожар, когда из-за внезапного возгорания огонь чуть было не уничтожил все его труды. Но если все это было оперативно замято — тогда он еще состоял в Научной Коллегии и многие его опасные выходки не имели широкой огласки, то после трагедии с семьей и последовавшего за этим обыска и разоблачения, подобные происшествия могли иметь далеко идущие последствия.

В полдень он вернулся к бару «Киммер». Темные переулок был холоден и безжизнен как и в тот раз, когда он явился судьба с мольбой о помощи. Солнце хоть и стояло в зените, но каким-то странным образом обходило это место и лучи будто бы обтекали чернеющие дома, приземляясь чуть дальше по улице, оставляя это место не освещенным двадцать четыре часа в сутки.

Входная дверь оказалась закрыта. Табличка шаталась на ветру, прибитая одним ржавым погнутым гвоздем и неразборчивым почерком на ее поверхности было выведено слово «Перерыв». Когда он начался и, самое главное, когда он должен был окончиться на ней не указывалось. От безнадежности Хью зашагал обратно к ожидавшему неподалеку такси. Маши на быстро взмыла вверх и помчалась в противоположном направлении, окунувшись в яркое сияние взошедшего на небосвод солнца. Отсюда он мог еще лучше рассмотреть строившийся город. Он был поистине огромен и прекрасен. Не глядя на то, что это был лишь «спутник», «примычка» к столице Беларуси, темпы развития просто поражали. Стройки велись круглосуточно в три смены. Материалы, рабочие, жилище для тех, кто вот-вот должен был заселиться из ветхих домишек в ультрасовременные небоскребы, находились тут же. Горы вывесок, мигавших в ночное время словно рождественские елки, размещались на подвесных прозрачных устройствах прямо перед окнами, с одной стороны транслировавших рекламные ролики, но со стороны жителей дома никак себя не проявляя. Это было прекрасно и страшно одновременно. Сотни гигаватт энергии, как кровь в организме человека, подводились к рекламным щитам на изолированных воздухопроводниках и превращали серые строения в эйфорию света и красок, освещая собой даже самые темные уголки города. И машины. Очень много машин. Воздушные магистрали только начинали возводиться и количество люфтвагенов едва ли превышало полсотни на весь город. Но то, что творилось там, внизу, было непостижимо уму. Утонув в облаках канализационных испарений, выхлопных газов и вентиляционных паров, машины двигались почти на ощупь, подталкивая один одного громкими сигналами клаксонов и матерной руганью. Но Хью был высоко. Вся эта суматоха его не касалась, хотя он и помнил те дни, когда ему все же приходилось бродить по этим местам и видеть лица людей, отчаяние которых виделось ему последним живым чувством внутри них. Потом были опыты, поиск нужных людей-добровольцев, готовых за достойную плату пожертвовать своим здоровьем или жизнью во благо науки. Так он говорил всем, хотя ничего из этого он давно не признавал. Наука, по его мнению, была кровожадным монстром, требовавшим все больше и больше, питаясь плотью и кровью тех, кто уже не сможет потребовать свою жизнь обратно. Там же, внизу, он нашел и его. Отец будто знал где его требовалось искать. Выжидал. Подбирал момент, предвкушая встречу. А потом появился, когда уже ничто для Хью в этом мире больше не представлялось ценным. Всего через два дня после трагедии, едва он успел закопать жену и ребенка, Отец нашел его в утонувшем в канализационных испарениях квартале нищих — в месте, где ютились бедняки и люди не нашедшие себе места под солнцем в Столице. Туда попадали не от легкой жизни и часто для них она там и заканчивалась. Нелегальная торговля наркотиками, разбой, повальная проституция и черные биржи рабочих рук, где люди покупались и продавались, как овощи в магазине. Все это расцвело махровым цветом и было готово захлестнуть молодой город-спутник в считанные месяцы, если бы государство не взялось за проблему всерьез, огнем и мечом испепелив всех до кого смогло дотянуться. Громадный район за месяц ужался до размеров нескольких кварталов, а еще через некоторое время масштаб сузился до пары улиц и двух десятков квартир, где отдельные храбрецы еще пытались содержать притоны и проституток. Однако и эта лазейка вскоре была перекрыта. Власть не церемонилась с преступниками и каждого наркоторговца, курьера, дилера, вне зависимости от возраста, пола и статуса в обществе, ждала безоговорочная смерть. Негласные правила неукоснительно исполнялись и судебная машина выносила вердикты без малейшего шанса на спасение, оставляя за торговцами смертью лишь возможность выбрать время казни.

Когда же зачистка была проведена и последний оплот криминального мира был раздавлен черными сапогами «Алмаза», в этом месте воцарилась тишина. Очень непривычная и давно забытая для этих мест. Потребовалось время, чтобы жители других населенных пунктов, никак не связанных с тем прошлым миром, смогли заселить опустевшие и покинутые беглецами кварталы, лишь иногда вспоминая о том, кто и как тут жил до их заселения.

Однако иногда прошлое возвращалось. Как и сны в которых Хью видел свою семью. Коротенькие вспышки, мимолетные выцветшие картины, превратившиеся в черно-белые фотографии, где прекрасное, полное жизни лицо жены вдруг стало бледным. Дом потерял цвет, букет, стоявший всегда на столе и разносивший по комнате сладковатый аромат во все стороны, тоже стал бледным. Оно все стало бледным, потерявшим жизнь и превратившись во что-то иное, потустороннее и неживое.

Наконец, они начали сбавлять ход. Машина медленно снижала не только скорость, но и высоту, приближаясь все ближе к месту высадки.