Наталья Болдырева - Вирус [СИ]

— Господи, что это? — пробормотал Юрий.

— Ацетиленовая горелка, — пояснил Райслинг. — Вы представить себе не можете! Дали сперва эту квартиру, не объяснив даже, как ею пользоваться. Потом затаскали по каким-то телешоу, завалили старьем. Последний раз, вы не поверите, всучили мне эту горелку и заставили готовить барбекю. — Длинной вилкой с двумя зубьями он перевернул куски, принялся поджаривать их с другой стороны. — Я думал чокнусь… — Пламя, медленно скользившее над зарумянившимся мясом, остановилось на секунду. Золотистая корочка моментально почернела и обуглилась, потянуло палёным. Райслинг вздрогнул, погасил огонь и принялся резать мясо на мелкие кусочки. Маска медленно возвращала себе прозрачность. — Жена подала на развод и съехала. — Тыльной стороной ладони он рассеяно потёр висок.

— Да вы просто не активировали домового! — догадался Юрий, разом поняв и темную прихожую, и эту невероятную кухню, и отсутствие продуктов в холодильнике. — Погодите, это же просто! — Одним движением он вышел в главное окно терминала, запустил домового в минимальной конфигурации, исправил число владельцев квартиры с двух на одного, отметив про себя, что если Райслинг не сменит в ближайшее время своё семейное положение, от квартиры будет отрезана одна из комнат. — Вот! — Завершил он и, поднявшись, жестом фокусника распахнул дверцу холодильной камеры.

— О-го! — сказал Райслинг, увидев забитые продуктами полки. — О-го-го! — повторил он, вынув длинную бутыль золотистого вина. — Шардане. Санта Регина, моё любимое. — И взглянул на Юрия вопросительно.

— Ну, какая-то личная информация в базах о вас, должно быть, сохранилась…

— Супер! Под мясо, правда, лучше уж красное, — протянул он, и вынул вторую бутыль. — Кагор… А вот это уже Ленкино. Это что же, — с двумя бутылями в руках он обернулся к Юрию, — мир развитого социализма? И каждый день такая радость?

— Не думаю, — Юрий уже работал с домовым, — вот, видите? Этой поставке почти пол года, оплачено из вашего же счета согласно пункту договора «Церемония Пробуждения». Заказ поступил в первых числах января, да… в день, когда вы въехали в квартиру. Но поскольку домовой не был активирован и не мог принять продукты на хранение, поставка была отсрочена… С вас, кстати, сняли неустойку.

— Да?

Райслинг поставил на стол бутылки, забрал с подоконника поднос, присел, рассеянно потирая лоб пальцами. Затем нажал вдруг на кнопку в дверце холодильника и в ладонь поймал три вылетевших оттуда кубика льда. Принялся разматывать перекрученную повязку на шее. Лед в его руках стремительно таял. Малыш спрыгнул с табурета и принес с кухонного стола не очень-то чистые вилки. Деловито подвинул блюдо ближе. Мясо источало такой соблазнительный запах, что и Юрий подцепил кусочек.

— Да, я помню. Нам сказали, что у нас на счету есть сколько-то денег. Что-то порядка десяти тысяч, я не придал этому значения. Первое время нас принимали всюду, и мы не испытывали вовсе никаких затруднений. Ездили по городам, жили в гостиницах. — Он, наконец, справился с повязкой и, завернув в неё почти стаявшие кубики льда, перевязал лоб. Вода тонкой струйкой сбежала к переносице, натолкнулась на глубокую морщинку, замерла на минуту и скатилась вдоль брови на висок и скулу, закапала с подбородка на воротник халата. — А потом я подумывал найти работу…

Райслинг замолчал, а Юрий, жуя нежное, тающее во рту мясо с чудно поджаренной, золотистой корочкой, немедленно домыслил остальное. Законсервированная квартира, годная лишь на то, чтобы спать в ней, постепенная изоляция от общества, счет, которым нельзя распоряжаться, покуда не активирован домовой.

Команда социальных работников, наверняка сопровождала их семью первые — он сверился с контрактом — да первые пару месяцев после Пробуждения. Наверное, им казалось, что социализация прошла успешно. Но после того, как писателем и его женой перестали интересоваться даже домохозяйки, эти люди остались в полном, совершеннейшем одиночестве. Работа могла бы спасти их, но дело в том, что…

— Понимаете? Дело в том, что здесь невозможно, просто невозможно найти работу. В своей специальности я мамонт, мастодонт, можно даже сказать динозавр, а как писатель… Как писатель я вообще уже больше никому не нужен. — Райслинг уронил голову на руки.

— Вы айтишник? — Юрий вызвал персональный терминал и уже развернул множество окон, разослал сеть запросов и несколько личных посланий друзьям. — Работу в вашей сфере вы и впрямь едва ли найдете, вам потребуется обширная переподготовка. Почему вы не захотели стать разнорабочим? — Юрий догадывался, но хотел убедиться со слов Райслинга.

— Эти люди, они же работают за еду! — донеслось глухо.

— Вы не понимаете! — Юрий разозлился, скорей на себя, на мир, в котором он родился и вырос, и где встречалось еще такое поразительное равнодушие к человеку, который мог бы принести пользу обществу и жить счастливо, а вместо этого страдал один в пустой квартире в компании молчаливого малыша. — Эти люди работают за отчисления в счет погашения гражданского долга, и лучшую работу вам не найти!

Да. Как и предполагал Юрий, гражданский долг Райслинга, тянущийся за ним прямиком из двадцать первого века, был умопомрачительно огромен.

— У вас не было детей? — снова уточнил Юрий, пробегая по строчкам личного дела Виталия и Елены Дольских.

— Детей? Нет, что вы, никогда. Не в те годы, нет, — забормотал Райслинг.

— Виталий, — сказал Юрий очень веско. Так веско, что малыш прекратил жевать и отложил в сторону кусочек хлеба. — Виталий, если вы хотите вернуть жену, зажить нормальной жизнью, завести… ребёнка, — с таким гражданским долгом они просто не смогут завести двоих, отметил для себя Юрий, — тогда вы просто обязаны идти на такую работу. Вы никогда не будете бедствовать, а десять тысяч на вашем счету, — уже пять, снова отметил для себя Юрий… возможно жена всё-таки не захочет возвращаться к нему, — сделают вашу жизнь весьма приятной и интересной.

Райслинг молчал.

— Виталий, — повторил Юрий. — У меня для вас уникальное предложение. Вы можете стать экскурсоводом в Луна-Сити. А эти удивительные истории… Ей-богу, Лейпорт переживет второе рождение, если вы вспомните или сочините хотя бы парочку! Мы в ужасном положении, город-музей на Луне совершенно нерентабелен! Он не востребован обществом! Если Луна-Сити законсервируют, перестанут ходить лунные трамваи. Райслинг… Райслинг, вы — мой последний шанс сохранить мою работу!

Райслинг тяжело вздохнул и начал заваливаться на бок. Не веря своим глазам, Юрий глядел, как писатель медленно падает на пол.

Служба 911 не на шутку встревожилась их звонком и категорически запретила покидать квартиру. Подтверждая запрет, от входа донесся звуковой сигнал — повинуясь указаниям центрального городского процессора, домовой запер квартиру.