Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том II [СИ]

‒ Пока много не откусишь, ‒ возразил второй голос, молодой и незнакомый. ‒ Поостерегись.

‒ Не тебя же, ‒ вкрадчиво заметил её мучитель. ‒ Тебе-то зачем? И где бы ты был сейчас, если б не я?

‒ Хороший вопрос. Ты уверен, что мне стоит думать над ответом?

Снова смешок. Не очень он уверен. С кем ты там обо мне болтаешь? На приятеля что-то непохоже…

‒ Ты держись меня, я-то друзей не забываю. А она невидимка, каких я сроду не встречал, точно. Сам чудом углядел. А славненькая птичка, ‒ теперь смешок довольный. ‒ Можно заодно и повеселиться.

‒ Не знал, что ты занялся детишками. ‒ Второй хмыкнул. ‒ Подыскать парочку пятилеток?

‒ Она не больно-то деточка! ‒ Смеётся… но и злится тоже. Нет, они не друзья. Но ей не всё ли равно? Тот, второй, наверняка не лучше. Крысы, если друг друга и покусают, в милых котяток не превратятся.

Беседа перешла в бормотание, затем утихла: парочка от двери удалилась. Я была права, думала она, безнадёжно глядя во тьму. Он планирует именно то, чего я боялась. Как мне отсюда выбраться, Лэй?!

Полиция… Нет. Не для неё. Даже если бы он не пугал её историями о том, что делают с сенсами-цветочниками за воровство. Она всё-таки не цветочник (а он и поверил ‒ не зря училась вешать лапшу сенсам!), и СБР, дорогие опекуны, быстренько бы вмешались: им огласка всего, с нею связанного, ‒ как рыбке зонтик. Да, она могла бы позвать на помощь, когда её выпускали на «охоту». Но потом… Рейн. И уж тогда откроется всё: ложь, куча глупостей, самоуверенные планы ‒ и финал: игра в дрессировку, побои, страх, унижение… и лицо Рейна. Его глаза ‒ и она, сейчас. Нет. Нет, ни за что.

Вскоре пришёл он и принёс кусок чёрствого (нарочно, что ли, засушил?) хлеба; и долго развлекался, заставляя её двигаться к нему, пока цепь не натянулась и из глаз у неё не потекли слёзы, и просить. И выразительно вертел цилиндрик: не подчинишься ‒ и не просто останешься без еды, а кое-что похуже. «Похуже» в итоге и вышло, как и в прошлый раз: просить у неё плохо получалось. А хлеб он оставил ‒ там, куда не дотянуться. Ну и дурак, устало решила она. Вот умру от голода ‒ и воруй сам, на здоровье.

Ей казалось, холод не даст ей заснуть, но пакостная штука в воде, похоже, не только мешала думать, но и усыпляла, и сон оказался неожиданно хорошим: там был лес, солнце, чей-то очень приятный голос напевал песенку ‒ тихо-тихо, будто колыбельную, и мотив похож, спокойный, ласковый. А потом вдруг вмешался другой голос ‒ потрясающе красивый, но она огорчилась: песня была бурей и огнём, и тихий покой раскололся под его напором, как дерево от удара молнии, и она проснулась.

И страх проснулся тоже. Что мне делать, Лэй? Воспоминание криво усмехнулось в ответ: не знаю, я же не попадалась, помнишь? Думай. Рассуждай. Вряд ли ему нравится насиловать нечто грязное и полуживое в вонючей холодной каморке, или он бы уже делал это, верно? Значит, пока ты упираешься, и он даёт тебе наркотик… И бьёт меня. А из холода и грязи меня легко и забрать на время. Нет, не то…

Тем не менее, то был единственный путь. Дверь медленно открывалась, а она думала: дразнит, ему нужен страх, а я буду дерзить, буду над ним смеяться. Лучше пусть бьёт, чем… ну, пока ещё лучше.

Но вошёл не он. Этого она прежде не видела. Вроде молодой, но в темноте толком не разглядишь.

‒ Молчи, ‒ тихо бросил он, стремительно приблизился, разрезал цепь. Её больше ничто не держало, кроме слабости и наркотического тумана. Она не сводила с него глаз.

‒ Идти можешь? ‒ она мотнула головой: вряд ли. Голос, тот второй голос, да, точно. Враг её врага?

Он подхватил её на руки. Её тело рефлекторно рванулось, но он прижал крепко, прошипев в ухо:

‒ Не дёргайся, или останешься здесь. Включай свою невидимость! ‒ и выскользнул с нею за дверь. В коридоре никого не было. Где-то рядом, за стеной, слышались голоса, музыка, звон стаканов: бар работал вовсю. Вечер, отметил её внутренний счётчик времени. Удачно: этот тип там, с клиентами, ‒ не помешает… но как он минует полный зал народу? И зачем, зачем ему делать всё это?

До зала они не добрались. Он что-то нажал на стене, та раздвинулась, образовав узкую щель, и туда он толкнул девочку и протиснулся сам ‒ без труда; упитанностью он не отличался. Снова коридор, пять минут быстрых шагов во мраке, под уклон, вверх, ветер с запахом моря… и флаер. А затем ‒ полёт.

Он устроил её на полу за сиденьем. Понятно, чтоб казалось ‒ он в машине один. А машина… запах…

‒ Выследит, ‒ негромко сказала она. ‒ По коду. Флаер-то его.

Парень хмыкнул.

‒ Код можно изменить или стереть. Откуда ты знаешь, чей флаер?

‒ Запах псина… ‒ она в отчаянии прикусила язык: мало ей «невидимости», теперь выболтала и это!

‒ А ты чуешь? Круто. ‒ Он усмехнулся: ‒ Меня не бойся. Я не кусаюсь. И не ворую детишек.

Ага, ты воруешь флаеры, верно?

На площадке, где он посадил машину, стояло ещё три ‒ довольно дорогие, но на вид не новые.

‒ Проще было взять один из них, ‒ заметила она, выбираясь на свободу.

‒ И он бы сразу понял: ты ушла не сама. Спасибо за такое «проще».

Он пнул каблуком дверную панель, и они вошли в помещение, которое она сперва сочла гаражом, а затем, увидев маленькую плиту и откидную кровать на стене, решила: тут он и живёт. За неприметной дверкой обнаружилась ванная.

‒ Иди-ка, помойся. Одёжка на полке. Под цвет глаз, извини, не подбирал. А размер вроде твой.

‒ Ты всё заранее приготовил? ‒ она застыла в дверном проёме. ‒ И знал, как выйти… Ты вообще кто?

‒ Ему? ‒ уточнил он, сощуриваясь. ‒ Никто, и уже давно. Что приятно. Тебе, думаю, тоже. Мойся.

В тёплой воде она едва не заснула, но решительным усилием отогнала сон: нельзя. Опасно. Того она сразу раскусила, да и намерений своих он не таил. А этот ‒ неизвестная величина. Но главное — з ачем?

Одежда и вправду пришлась впору, только джинсы пришлось чуточку подвернуть. Даже цвет был её ‒ чёрный. Случайно, успокоила она себя. Или из осторожности: в чёрном проще быть незаметной. Она тихонько высунулась, не выключая воды, но простенькая уловка (ну, она и не надеялась) не сработала ‒ парень, сидя у низкого столика, глядел на неё в упор. Джиссиана вернулась в ванную, закрыла воду и с безучастным видом встала у стены. Проскочить мимо него к флаерам не выйдет. Пока. Ну, подождём.

‒ Сядь, ‒ он указал на кровать, ‒ и поешь. Когда-нибудь летала ночью без кома?

Она растерянно кивнула.

‒ Я тебя отвезти не смогу, мне ведь и жить ещё хочется. Придётся тебе самой. Да ты ешь, ешь. Я ничего туда не подсыпал. Насиловать и бить тебя не собираюсь. Поешь, поспишь, и до свиданья.

Она чуть не подавилась глотком чего-то горячего и вкусного.

‒ Ты дашь мне флаер? Сейчас?

‒ Сейчас, ‒ хмыкнул он, ‒ нельзя. Тебе из города надо улететь, и подальше. А он не дурак и уже тебя ищет. Вместе с флаером. И потом, сейчас ты заснёшь за пультом. Отдохнёшь пару часов, тогда и лети.