Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

…— Придётся идти через подземный ход в другое здание… Вторая машина там…» (Новый поворот сюжета: кто-то с фонариком вёл их подземным переходом?) «…сверху слышались шаги и гулкое эхо смешавшихся голосов… — Пугнуть их, что ли… Пожар! Горим! Огнетушитель снимай! Нет, это тоже макет!.. Где настоящий?…»

(Да — бросил в дверь дымовую шашку!)

«…Какое-то двухэтажной высоты помещение — очевидно, вестибюль — быстро заполнялось густым белым дымом… Впереди виднелся… квадрат дверного проёма… будто нырнув в морскую волну, прополз под днищем автомобиля… в узкий проход между стеной и бортом, куда выходила дверь. Очевидно — грузовик должен был загружаться через неё.

— В контейнер… Ничего не поделаешь… Фонарь там не гасите, чтобы не заснуть…

…— И в таком грохоте ехать… Хоть бы воздуха хватило… Они даже не могут объяснить… что было в начале мира…» (Разговор — уже в контейнере?) «…Собираются на диспуты — и спорят вокруг одной фразы… Имеет ли начинающий, кто только переступил порог тайного собрания, понятие о том, что ему откроется… Десятки томов моральных предписаний, историй падения каких-то царей. А… как дошло до такого? Пересекретничали, вот и дошли… казалось, что иной путь к знанию слишком лёгок…»

(«То есть… пошла уже эзотерика?»— понял Кламонтов.)

«…останавливали и полиция, и вымогатели… грохотали танки, разламывая асфальт… страшный крик кого-то, раздавленного о стену дома… смяв и протащив метров пятьдесят то ли легковой автомобиль, то ли киоск…стали пытать водителя, и, убедившись, что он мёртв… облить кабину и подожгли… вступил в перестрелку с полицией… вычеркнув в маршрутном листа имя убитого шофёра, вписал своё… одежда разодрана в лохмотья о стёкла кабины… стена искрилась в языках близкого пламени, становясь то белой, то багровой, и ярче всего — там, где они оставили фургон…

— Но… вам уже приходилось стрелять?…»

(Спросил кто-то — стоя у окна, за которым виден пожар?..)

…И — что-то новое, на фоне совсем смутных образов?

«…Со школьного медосмотра… повезли куда-то в полицейской машине… заперли в комнате, где уже было немало детей разного возраста — и приказали раздеваться… Потом, когда нападавшие уже выли и хрипели на полу… втолкнули ещё троих… пришлось спускаться в подвал — и там по двое носить какие-то тяжёлые резиновые манекены, с поразительной точностью изображающие человеческие тела… Как им объяснили, это был следственный эксперимент… завершился за полночь поркой всех подряд… и уложили спать в той же комнате — а наутро выпустили… так они все и познакомились… Наверно, полицейские рассчитывали, что так испытанные вместе боль, страх и стыд разделят их… заставят забыть друг друга… но вышло наоборот…»

(«Опять земная «чернуха»! — понял Мерционов. — И… опять обрыв?»)

«…Нет общего понятия справедливости, есть только это — «наших бьют»… И готовы написать целые страницы военные уставов и догм вероучений…» , — мелькнуло в помехах, напоследок…

«Да, все они хотели разобраться в «земном», — подвёл итог Вин Барг. — Все эти авторы…»

«А сколько, думаешь, их было?»— спросил Мерционов.

«И то правда: сколько разных авторов — или историй? Одна: где вначале — двое, на небе — красный карлик, годы по 90 дней — и один из них находит кассету… В другой — уже трое, очерк в прессе, и порка… Ну, третья — где ботинки-колодки и штаны на ремне — только начата и брошена… В четвёртой — сразу хватают на набережной, но куда везут и скольких — неясно… А где началось с ночной облавы — уже пятая! Но как всё похоже…»

«Похоже! — согласился Мерционов. — Хотя что из того… Несколько авторов — начав похожее как фантастику — свернули в сторону земной «чернухи», запутались, и бросили…»

«И всё — мотивы переселения с Земли, охваченной некой катастрофой! Но и на новой родине — чисто земные страсти, вопреки всякой логике! Так как — авторы узнали о своём мире такое, что вызвало шок!»

«Да, им же казалось: всё рухнуло! И схема мира, и мораль! «По-старому» продолжать нельзя, надо «по-новому»… А жаль! Знать бы, что имели в виду сперва…»

«Ну, что? — задумался и Кламонтов. — Мир переселенцев с Земли… Но такой жестокий? Или… здешнее, земное предчувствие?»

«Может быть, — согласился Мерционов. — Помните, какие циклы мы тут прошли виртуально!»

(Но… Всё же: текст текстом — а «прямая запись» откуда?)

«Но неужели так и есть? — переспросил Кламонтов с приступом дурноты. — Земная «чернуха» прорвалась туда? При всём прочем…»

«Хотя… без своих, внутренних причин? — ответил Мерционов. — Или — такое, что не приемлет разум…»

«Нет. Так и с ума сойти можно! — Кламонтов лишь тут понял, как устал. — Сейчас — не могу. Надо отдохнуть…»

— И что обо всём этом думаете? — спросил Мерционов.

— Ужасно, если в самом деле могло бытъ, — ответил Кламонтов, разворачивая материализованное мороженое. — Но и явно отдаёт земной «чернухой»! Кто мог представить… Кстати, что за окном? Где мы?

— Макеевка, что ли, — Мерционов, сидевший ближе к двери, взглянул в окно. — Кажется, 1979 год…

— Да, точно Макеевка. Я ездил тут когда-то раньше, узнаю, — подтвердил из коридора Вин Барг. — А поезд… Львов — Адлер! И ещё никаких границ. Одна страна, один Союз…

— И точно: 79-й! — прочёл Мерционов на упаковке мороженого. — Правда, и то исчезнет, как съедим…

— Но есть её образ в памяти вагона, — сказал Вин Барг. — Какой тогда была…

— Я и говорю: тут оно всё — с нами! А для других? В 90-х, с этим «рынком»? И всё думаю: неужели у тех, кто это учинил — ничто не дрогнуло? Верили, что правы — позоря страну, народ, вооружая бандитов?

— В том-то и ужас, — ответил Вин Барг, вернувшись в купе.

— Или это и есть — «человек, которого ведут»? — продолжал Мерционов. — Вернее, гонят напролом по чужим судьбам — а он орёт фальшивые лозунги, чтобы нравиться «хозяевам»? Только каким… Или для самого всё — искренне? Вот не могу понять: с каким чувством это делают? Ну, что им мешало: взрослые — не безработные, дети — не батраки, товары — по доступным ценам? А даже по этим репрессиям, что вдруг вспомнили — разве дали анализ проблемы? Истошный визг, выплеск эмоций — и всё! В отрывках, что мы просматривали — хоть поиск выхода, а этих — только можно гнать, как баранов, по волнам «чернухи-порнухи»? И всё проглотят, примут, и — опозорят по заказу?

— Но давайте по делу, — начал Кламонтов. — Итак, всё — на фоне иных миров. И везде — отчаянное положение… Но ужасно, что так похоже! Да… и я, кажется, во сне принял что-то ещё! — вдруг вспомнил он. — И тоже начиналось ночным бегством! Кто-то жил со слабоумным, а сам «недееспособен» по возрасту… И, когда ещё кто-то умер — даже сообщить никуда не мог, пришлось вынести тело и оставить, будто тот умер на месте! А самому — собраться и бежать с остатками съестных припасов куда-то к знакомым! В одних трусах… Тот, умственно отсталый — в буквальном смысле перегадил одежду!.. И потом — бегут уже вместе… Заметила полиция, отстреливались… Потом — развалины… похожи на те, в пятой истории… И — какой-то правитель: «…всё равно остался свят — теперь говорили, он предвидел жизнь на вторичных ресурсах…» Это уже как цитата, — объяснил Кламонтов. — Но там и «…землян для переселения отбирала какая-то неизвестная цивилизация…» — это опять цитата; и там не могли понять: почему не приходит на помощь, когда всё так разладилось?.. И — та же природа с чередованием поколений… Улюдей конфисковали и запрещали всё, что можно; экология расстроена, почва, вода — отравлены… И группа детей, собравшись в развалинах, совещается: как, куда бежать?.. И тоже — обрывки разговоров: кого победили «победители»; почему — законы жестоки к детям, и сэкономить решили на них… Розги — за что попало, «психдетдом» — запросто, а у взрослых и в тюрьме — права… И тут же: где и сколько душа пребывает до рождения, зачем тогда вообще тело, возможен ли прямой межпланетный обмен душ… И — кто-то получает знак переходить Границу! Ту, с большой буквы! Прямо там, в видении…