Эмили Сувада - Этот жестокий замысел [litres с оптимизированной обложкой]

Я поднимаю бровь:

– Значит, ты не будешь меня изучать?

– О нет, – сияя, говорит она. – Мы точно займемся этим.

Она разворачивается и идет к лабораторному столу, а я смотрю на терминал для кодирования, встроенный в стену. Уверена, это модель «Картакса», и, судя по значку, вращающемуся на экране, он подключен к их сети. Даже не представляю, почему в «Картаксе» предоставили Регине доступ. Я следую за ней и прохожу мимо круглой платформы, висящей посреди комнаты. На ней стоит металлический стеллаж, заполненный цилиндрическими баками с темной, вязкой жидкостью. Из щели, образовавшейся между платформой и отверстием в полу, веет холодом. Трудно разглядеть, что там, но когда я прохожу мимо, то замечаю блики света на воде где-то далеко внизу.

– Платформа качается не просто так, – заметив мой взгляд, говорит Регина и указывает на баки. – Мы обнаружили, что образцы млекопитающих растут быстрее, если их слегка качать. Это лучше воссоздает внутриутробную среду.

Я пристально всматриваюсь в баки. В темной жидкости виднеется что-то бледное и трепыхающееся. Это легкие. В каждом баке их, наверное, штук по десять, соединенных друг с другом тонкими жилами и извивающимися проводами. Регина, скорее всего, выращивает их, чтобы протестировать изменения в вакцине.

– Долгоносик все еще у меня в руке, – говорю я. – Он так и не выпал.

Регина останавливается с остекленевшим взглядом.

– Странно. Я отправила команду на отключение. Видимо, он разрушился в твоей руке. Такое иногда случается. Не переживай, со временем наниты не оставят от него и следа. Теперь он безвреден.

Она подходит к лабораторному столу в дальнем конце комнаты. На ее коже мерцают кобальтовые светодиоды. Вот только они не выстраиваются в привычную линию над панелью. Вернее, на ее предплечье есть такая от локтя до запястья, но есть и другие: на плечах, на груди и сразу несколько, словно пунктирная линия, подчеркивают скулы. А еще виднеется слабое свечение под платьем. Уставившись на нее, я хмурюсь от внезапного осознания, для чего она использует узоры на своей коже.

Черные пятна расположены так не случайно. Регина специально закодировала их таким образом, чтобы скрывать лей-линии на теле. Низкие и плоские кабели прячутся в узорах ее чешуи, разветвляются на лице и спускаются по спине. Их, должно быть, десятки. А может, и сотни.

– Они тебе нравятся? – заметив мой взгляд, спрашивает Регина. – Каждый из светодиодов – это одно отдельное ядро. Микроскопическое, правда. Когда я разработала оригинальную панель и ее установили миллиарды людей, то поняла, насколько она ограничена. Как может одна-единственная плата в руке контролировать все тело, используя провода для транспортировки нанитов к костям и мышцам? Даже это описание кажется допотопным. Но потом мне пришла в голову идея использовать эти ядра.

Я смотрю на светящиеся кобальтовые точки на ее коже.

– Это панели?

– Однофункциональные панели, – поправляет она. – На большинстве из них установлен только один или два алгоритма. Но не это делает их особенными. – Она с улыбкой поднимает руку и поворачивает ее, чтобы полюбоваться на созвездие крошечных синих точек на черно-зеленой коже. – Обычным панелям для установки нужен зародыш, который, подобно семечку, вырастит дерево, но эти панели настолько простые, что их можно вырастить с помощью нескольких синтетических генов. Хотя я бы никогда не смогла создать подобное для «Картакса».

– Почему нет?

Она улыбается:

– Они бы испугались, что люди попытаются добавить их в человеческие клетки зародышевой линии [10] Клетки зародышевой линии – клетки, дающие начало потомству в процессе его воспроизведения. У человека это яйцеклетка и сперматозоид. .

– То есть могли бы родиться с этими генами? – говорю я.

Ее улыбка становится шире:

– Все верно. Какая ужасающая мысль!

В ее голосе слышится сарказм, но от этой мысли мне не по себе. Только в одном большинство генхакеров солидарны – не вносить изменения в ДНК своих детей. Гентех не может изменить вашу естественную ДНК, когда она находится в ваших клетках. Но при этом вполне легко можно изменить геном, а затем вырастить человека со взломанной ДНК, как это сделали в «Картаксе» со мной и с другими детьми. Но такое изменение будет передано и их детям, а через несколько поколений приживется в генах людей. Есть несколько незначительных и одобренных генетических уловок, которые люди могут использовать для своих детей, но они в основном связаны с проблемами здоровья. Да и в большинстве случаев их не используют, потому что ребенок почти сразу после рождения получает панель, куда устанавливаются алгоритмы, которые в случае чего можно просто удалить.

– Мне интересно, как ты смогла выследить Лаклана, – говорит Регина. – Ты сказала, что это как-то связано с нейронным имплантом? Мне бы хотелось просканировать его, если ты не против.

Она открывает шкаф и проводит пальцем по нескольким коробочкам, прежде чем вытащить одну из них. Сняв крышку, Регина достает что-то маленькое и черное.

– Это микроанализатор, который нужно вставить в разъем у тебя в голове.

Я нервно переступаю с ноги на ногу. В последний раз, когда сканировали имплант, у меня из руки вырвались провода.

– Я думала, ты хочешь взглянуть на мою ДНК.

– Хочу, – подтверждает она. – Но сканирование будет неявным. Он просто проследит за имплантом и отправит мне информацию о том, что тот делает.

– Я… я не знаю, – говорю я. – Мато уже взламывал его, и это оказалось не очень весело.

Она вздыхает:

– Ох, он очень молод. Мато нужно научиться более деликатному подходу. Мне не следовало его так рано учить дроблению, потому что теперь он ко всему применяет грубую силу. Я надеялась, что в «Картаксе» он будет работать с Лакланом. Тот бы смог научить его ценить заботу и терпение, но Бринк почти сразу же утащил Мато в Центральный штаб. – Она приподнимает микроанализатор. – Это никак не повлияет на работу импланта. Ты даже не заметишь его. Но если твой имплант действительно отсылает сигналы Лаклану, то, думаю, есть вероятность, что мы сможем воспользоваться этим не только для того, чтобы отследить его местоположение. Но сначала мне нужно увидеть, что за маячок там стоит.

Регина протягивает мне микроанализатор, и я осторожно забираю его. Он на удивление тяжелый и сделан из тусклого черного металла с серебристым штекером на конце.

– Он работает по беспроводной связи, – говорит она и кивает на мою манжету: – Если хочешь, можешь сама запустить сканирование. Мне нужен только результат.

Я верчу микроанализатор в руках и вызываю интерфейс манжеты. Перед глазами тут же начинает подсвечиваться серебряный штекер, а рядом с ним отражается код доступа. Я все еще сомневаюсь, что Регине можно доверять, и не в восторге от идеи вставить что-то себе в голову, но она права – если имплант действительно как-то связан с панелью Лаклана, то мы можем не только определить его местоположение.