Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Это Витя, — сказал врач, указывая пальцем на охранника, — он хороший парень, так что если что можешь обращаться к нему.

— Спасибо за часы, Витя, — сказала я, и охранник улыбнулся мне.

Я вернулась на кровать, и мысли снова понеслись бурным потоком. Нет, Рита, это место совсем не курорт, не обольщайся тому, что тебя еще не покалечили. Хорошее отношение Борского и Глеба, и даже улыбка охранника вообще ни о чем не говорят. Самое страшное впереди — допрос. Мне вдруг вспомнилось, как когда-то я спросила у мамы, что может быть хуже смерти, и она сказала мне, что много всего, и чтобы я не задавала глупых вопросов, тогда я обиделась на маму и надула губы. Теперь я понимаю, вопрос действительно был глупым.

Я услышала, как часы отбили одиннадцать раз, потом звук приближающихся шагов. Когда шаги остановились возле моей камеры, я повернула голову и увидела Витю.

— Пошли, — коротко сказал он, отпирая дверь.

— К Борскому?

Витя кивнул головой. Да, а они тут не очень-то разговорчивые, подумала я. Если только Глеб, да и он наверное так разжился на слова только потому что я ему нужна. Интересно, откуда он знает что я соображаю в медицине? Он сказал, что тщательно изучил мое досье, но откуда там информация об этом? Ведь документально это нигде не подтверждено. Олег официально являлся моим опекуном, но ведь не факт, что он должен был меня чему-то учить, а если и учил, то не факт, что я эти знания усвоила. Вероятно они обладают гораздо большей информацией, чем полиция. Ну да, мы же в России живем, здесь каждый занимается исключительно своим делом, и чужую работу ни за что делать не будет, свою бы осилить. Русский человек очень ленив, а передовиков и альтруистов осталось не так много.

Все эти мысли крутились в моей голове пока мы шли длинными пустынными коридорами. Я оглядывалась по сторонам и не видела ни единого человека, не было шума голосов, вообще ничего, как будто во всей тюрьме мы с моим охранником сейчас были одни.

— Это место не похоже на тюрьму, — сказала я Вите, — я ни разу не была в тюрьме, но все это представлялось мне как-то иначе. Здесь так тихо.

— Здесь мало заключенных, большинство из них находятся здесь очень давно, и новые люди поступают очень редко, ты первая за четыре года. Некоторые правила проще или вообще не соблюдаются, ты вот, например, идешь без наручников, но и допросы здесь другие. И закона нет.

Я решила воспользоваться тем, что Витя вдруг стал разговорчивым, и получить от него хоть какую-то информацию. Да и Глеб сказал, что нужно заводить друзей.

— Есть напутствующий совет для допроса?

— Лишь один — говори правду, и отвечай на все вопросы, что тебе зададут. Ты все равно на них ответишь, и лучше сделай это по доброй воле, не доводи до того, что эту правду из тебя выбьют. И не думай, что ты кого-то сдашь, близких твоих все равно нет в живых, а для остальных ты умерла, и с ними больше никогда не встретишься. Да и не будут тебя расспрашивать о ком-то, мы не работаем ни с какими органами. Такое бывает, но крайне редко, только когда это стратегически важно и может повлиять на судьбу России в целом, все остальные для нас мелкие сошки, и за ними никто не гоняется. Мало кто вообще знает о существовании этого заведения, только высшие чины.

Мой ступор проявляется физически, но есть еще и моральный ступор, он выражается в отсутствии каких-либо чувств в полной мере, внутренняя реакция не такая как должна бы быть. Все притуплено, и я воспринимаю ситуацию так, как будто она случилась не со мной. Я все понимаю и осознаю, но не страдаю до разрыва души и не устраиваю истерик. В такой моральный ступор я впала после смерти Егора. В нем я находилась и сейчас. Тогда Наташка говорила, что я черствая и безэмоциональная, что я как будто и не живая. Она была не далека от истины. Но она меня знала, и знала, что так я переживаю горе. Эти же люди меня не знали, и могли воспринять мою видимую черствость за холодную расчетливость, которой обладают убийцы и фанатики.

Витя привел меня в медблок, там я увидела Глеба.

— Садись, — сказал он, указывая на кушетку, — сейчас мы сделаем тебе укольчик в вену.

— Можно узнать что за укольчик? — спросила я, закатывая рукав тюремной кофты.

Видимо меня переодели в местную форму пока я была в отключке, хорошо хоть трусы мои оставили. Тюремная одежда представляла из себя медицинскую форму — штаны и рубаху с коротким рукавом и V-образным вырезом коричневого цвета. Под рубаху одевалась кофта, футболка с длинным рукавом бежевого цвета.

— Можно, — ответил Глеб, — в народе это называют сывороткой правды.

— Не жалеете вы меня, я только от транквилизатора очухалась, и то не совсем.

— Я тебе потом, после допроса, хороший препарат поставлю. Ты девочка сильная, выдержишь, — добавил он с улыбкой.

— Глеб, а можно вопрос?

— Задать можно, но ты же понимаешь, что я могу и не ответить?

— Да, конечно понимаю, ответишь, если сможешь. Скажи, откуда ты знаешь о том, что я разбираюсь в медицине?

Глеб молчал, видимо раздумывал, отвечать ли мне. Он ввел в мою вену препарат и сел рядом со мной на кушетку.

— Я отвечу, хотя и не следует этого делать, а ты слушай пока голова ясная. У вашей семьи был товарищ по кличке Никифор, он был вашим контактным лицом. Так вот он однажды сильно налажал и попал за решетку, это было лет пятнадцать назад. Он сидел в СИЗО в ожидании суда всего несколько дней, и сразу нарвался на местного бугая, который так его отделал, что разорвал ему одну почку. Пока он был в больнице подъявились спецслужбы и попытались его завербовать. Они предложили ему шпионить, сливать информацию обо всех, чьим контактным лицом он являлся. За это его дело закрывают и отпускают на волю. Сначала он отказался, и как только вернулся в камеру, то снова нарвался на того же бугая. Если я не ошибаюсь, он достал его в душе и поимел. А это всего лишь СИЗО, а что будет в колонии даже и подумать страшно. В общем, сразу после этого он согласился. Так что я знаю все о тебе и твоей семье из его отчетов, которые есть в твоем досье.

Я была в шоке от услышанного. Никифор крыса! Если бы Олег узнал, он бы от него живого места не оставил. Но следом у меня возник другой вопрос, я уже чувствовала, что препарат начинает действовать, и пока голова ясная решила задать его.

— Глеб, я не понимаю, если менты все знали о нас, ладно я, это мелочи, но мама такие дела делала! и тем более в последние годы. Почему ее раньше не взяли? И других. Я мало знаю о чужой деятельности, я и о маминой-то не много знаю, но почему никого не арестовали?

— Девочка моя, ты и правда наивная, и думаешь что мир живет сам по себе. Нашим миром управляют, а для управления нужны все классы населения, и ваша бандитская кагала неотъемлемая часть системы. Вот, к примеру, мать твоя занималась ввозом наркотиков, а знаешь откуда их ввозили? Из Афганистана. А кто в Афганистане? Террористы. А как давно в России был последний теракт? Давно. Понимаешь, где собака зарыта?