Катя Саргаева - Полет на Плутон

Спустя какое-то время снова послышался лязг железа, и я снова не слышала звука приближающихся шагов. Какой мерзкий тип, не люблю когда со спины подкрадываются, мама всегда говорила, что в таких случаях надо бить, да посильнее, а потом бежать. Но бежать мне было некуда, потому и бить было бессмысленно.

— Выходи, — сказал он.

Я не проронила ни слова, Витя ведь сказал, чтобы я с ним вообще не разговаривала, а я с детства была послушной девочкой. Я молча вышла, он взял меня за руку выше локтя, и мы пошли с ним длинными пустынными коридорами. Он ничего не говорил, и я молчала, я мечтала побыстрее дойти до пункта назначения.

Сегодня было общение с психологом Светланой. Она объяснила мне, что не будет особо лезть мне в душу, и что цель нашего общения это получить картину моего психического состояния. Возможно у меня психические болезни, возможно я опасна, возможно у меня депрессии или психозы, возможно меня нельзя допускать к работе в медблоке, и возможно меня нельзя селить в одну камеру с другими заключенными, и так далее.

Наша беседа началась с теста Роршаха 2 2 Тест Роршаха — психологический метод анализа личности. . Я честно призналась Светлане, что этот тест неединожды проходила, и знаю, как расшифровать увиденное в кляксах. Было еще несколько разных тестов с картинками, фигурами и тому подобным, в общем, без перехода на беседы и личные темы. Со многими из них я также уже была знакома.

Когда я переехала жить к Олегу, да и до переезда, мы с ним много беседовали на разные темы. Олег был человеком науки, и всегда научно обосновывал любой свой рассказ. Так как разговоры у нас с ним изначально были о репродуктивной, половой системе человека, и женщины в частности, мы конечно погрузились в анатомию, и мне стал очень интересен наш организм в целом. Первое, что мне было интересно изучить это кровеносная система. Я пристала к Олегу с вопросами об этом. «Не кровеносная, а сердечно-сосудистая система» поправил меня Олег, добавив комментарий о том, чему нас в школе вообще учат. Он достал книги, и начал рассказывать. Неизбежно мы перешли на дыхательную систему человека, потом на пищеварительную, и так далее. Изучив одну тему досконально, я бежала к Олегу с новыми вопросами. «Что сегодня хочешь узнать, мой маленький информационный вампиреныш?» спрашивал меня Олег. Это словосочетание «информационный вампиреныш» как нельзя лучше описывало мою тягу к знанию анатомии, а потом и медицины в целом. Олег был только рад поделиться своими знаниями, и рассказчиком он был великолепным, у нас в гараже было полно «живых муляжей», так он называл пациентов, на которых можно поучиться и наглядно что-то показать. Я думаю, что именно Олежин талант рассказчика сделал из меня врача, ведь когда подошло время выбирать будущую профессию, даже сам Олег сказал, что в медицинский мне идти не стоит, потому что учиться на хирурга я буду лет десять-пятнадцать. Я тогда подумала, что это слишком долго, а для работы в гараже мне диплом не нужен. Закончив с физическим телом, я перекинулась на психологию, но Олег сказал, что тут он мне не помощник, что и сам не особо-то разбирается в психологии. Пришлось читать книги по теме, в них я и познакомилась со многими тестами. Но так как читать что-то научное я не любила, то и тяга к психологии быстро прошла.

Так как на многие вопросы я вчера уже отвечала во время прохождения полиграфа, то беседа наша была не такой долгой, как я думала.

— Я могу задать вопрос? — спросила я, когда основная часть беседы подошла к концу.

— Задавай, а я попробую ответить.

— Исходя из нашей беседы, вы допустите меня к работе в медблоке?

— Да. Ты не опасна для окружающих.

— И вы порекомендуете поселить меня в одну камеру с другими заключенными?

— Я думаю да, тебе бы этого не хотелось?

— Я не знаю, меня напугали тем, что другие женщины… злые что ли. И я не хочу иметь проблем с ними. А с другой стороны, возможно, мне нужно общение с другими людьми, а не закрываться в себе, хотя друзей я тут вряд ли заведу.

— Ты молода, и многие годы жизни проведешь здесь, все их ты проведешь здесь. Без друзей жить очень тяжело, и я думаю, что рано или поздно ты обзаведешься ими.

— Без обид, — я невольно усмехнулась, — но за всю мою жизнь у меня был лишь один друг, это мой отец, отчим. Мама вообще запрещала мне заводить друзей, я могла об этом только мечтать. И когда я переехала жить к Олегу я общалась с Наташей, но и она не была мне подругой. У нее было бесчисленное количество друзей и знакомых, и никто из них не стал мне другом, хотя уже можно было, и заводить друзей мне никто не запрещал. Даже Егор, мой парень, который умер, не был мне другом. Он был моим мужчиной, моей большой любовью, любовником, соратником по интересам, но даже он не был мне другом. Так что я знаю, о чем говорю.

— Хорошо, подумаю, что для тебя будет лучше, одиночная или общая камера.

Выходя из кабинета и увидела проходящего мимо Глеба.

— О! Рита. Вы уже закончили со Светой?

— Да, и она сказала, что допустит меня до работы в медблоке. И я согласна там работать, и хочу приступить как можно раньше.

— Я рад! А что за рвение, что-то случилось?

— Я тебе потом скажу, — тихо ответила я, и с испугом покосилась на стоящего рядом со мной дагестанского охранника.

— Ладно, — сказал Глеб, сузив глаза, — я сейчас занят, а позже получу все бумажки и разрешения, накидаю график и план работ, и вечером зайду к тебе, обсудим все.

Охранник взял меня под руку, и мы уже двинулись вперед.

— А, Рита, как самочувствие? — сказал Глеб мне в спину, и мы с охранником остановились.

— Средней паршивости, но уже лучше. Спасибо за капельницу.

— Далгат, — обратился Глеб к моему охраннику, — зайди потом в медблок, я тебе шиповника дам для Риты, хорошо?

— Как скажете, Глеб Сергеевич, — покорно ответил тот.

С того момента этот охранник больше никогда не прикасался ко мне, даже сопровождая меня куда бы то ни было он никогда больше не брал меня под руку. Видимо Глеб имеет здесь влияние, подумала я, и он намеренно дал понять охраннику, что бы ко мне не лез. В любом случае, работая в медблоке, я буду под присмотром тех, кто не даст меня в обиду, и хотя бы днем я могу быть спокойна, и не буду бояться какого-либо насилия со стороны охраны. Именно поэтому я и согласилась там работать. Причины для страха были еще, но о них я узнала позже.

Вечером пришел Витя, и сказал, что меня переводят в общую камеру, на ПМЖ.

— Мне радоваться или плакать? — спросила я Витю, пока мы шли длинными пустынными коридорами.

— Тетки там жуткие, я тебе уже говорил, но там гораздо оживленнее и есть с кем пообщаться.

— Я не горю желанием ни с кем общаться, просто как-то привычнее, когда вокруг живые люди. А с кем я буду в камере, с маньячками-потрошительницами?