Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Камера на два человека, твоей соседкой будет бывшая английская шпионка, двойной агент. Продавала стратегически важную информацию. Ее сокамерница месяц назад умерла, и та с ума сходит в одиночестве. Она любовница Борского, так что приставать не должна, — с улыбкой добавил он.

— Да что ж вы тут все на сексе помешанные?

— Подожди, посидишь годик-другой, посмотрим, на чем ты помешаешься!

— Что, думаешь буду кидаться на Далгата? — с улыбкой сказала я.

— А что, не такой уж плохой вариант. Он хотя бы молодой, всем мужикам уже почти за пятьдесят.

— Наверно ты прав, и тебе виднее. Но сейчас мне явно не до секса, — сказала я, инстинктивно положив руку на шею, и снова не нащупала там крестика.

— Постой, — сказал Витя, он порылся в кармане над коленом, и достал оттуда мою цепочку с крестиком, которую Гога подарил мне перед крещением, — на вот, разрешили отдать тебе, а я и забыл!

— Спасибо! — сказала я, и поцеловала крестик, потом надела цепочку на шею. — А зачем она спит с Борским, у них что, любовь?

— Не думаю, что там любовь.

— Зачем она тогда с ним спит? — совершенно искренне недоумевала я.

— Это дополнительные блага в камере и защита. Какая же ты все-таки наивная, вроде взрослая девка, взломала систему управления ядерным оружием, — Витя потряс указательным пальцем в воздухе, придавая этим жестом колоссальное значение моему преступлению, — а таких простых вещей не понимаешь.

Я надула губы и отвернулась от Вити. Он увидел это, и так, по-братски толкнул меня плечом в плечо, не обижайся мол.

Мы подходили к женскому блоку.

— Я сегодня здесь дежурю, — сказал Витя, — но ко мне лучше не обращайся, и вообще не разговаривай со мной. А то остальные тетки могут посчитать, что ты у меня на особом положении, а они не любят когда охрана кого-то выделяет. В общем, так для тебя же лучше будет. Когда будем проходить по коридору между камер не рассматривай их, и в столовке тоже. Вообще первое время веди себя тише воды, — Витя остановился и глянул на меня, — хотя ты и так как мышь.

Витя приложил ладонь к очередному электронному замку, дверь со щелчком открылась и мы вошли в большое помещение с высокими потолками. В нем было размещено три ряда камер, всего их было пятнадцать, но не все они были заняты, хотя женщин во всей тюрьме содержалось тридцать восемь. В некоторых камерах было по одной заключенной. Как только мы вошли, поднялся шум, меня здесь ждали. Слух о том, что привезли новую заключенную разнесся за час, а так как поступление новых людей было здесь редкостью, то на меня хотели поглазеть как на животное в зоопарке. Женщины были разных возрастов, внешний облик их тоже разнился. Все они прилипли к решеткам камер и кричали что-то типа «привет свежее мясо». Одна женщина лет пятидесяти просунула руку сквозь прутья решетки и схватила меня за волосы. Она резко притянула меня к решетке и провела своим носом вдоль моего лица снизу вверх.

— Хорошо пахнешь смугляночка, будешь меня ублажать, — громко сказала она.

Витя снял в пояса резиновую дубинку и со всей дури ударил женщину по руке, которой она меня держала. Та резко вскрикнула и выпустила меня.

— Ничего, завтра пойдем в душ, и там ты меня хорошенько помоешь, — процедила женщина сквозь зубы и оскалилась.

Поднялся гул, мне казалось, что я нахожусь посреди арены с гладиаторами в древнем Риме. Я стою на арене, а народ с трибун воет и требует моей смерти.

— Ну-ка заткнулись твари! — громко и требовательно крикнул кто-то сверху, и гул стих.

Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, но сдерживала слезы, неизвестно какая еще у меня соседка. Я не чувствовала физической боли, хотя эта женщина сильно дернула меня за волосы, но мне было очень страшно, я была в ужасе , и со всей силой впивалась ногтями себе в ладони. Даже то, что Витя был рядом меня не сильно успокаивало, так как везде он со мной ходить не будет. Однако мне очень хотелось прижаться к нему, и зарыться головой ему в грудь, мне очень хотелось, чтобы он меня обнял и сказал, что не даст меня в обиду. Мне хотелось хотя бы просто взять его за руку, почувствовать рядом с собой мужчину и защитника, но от этого порыва я тоже себя удержала, так я сделала бы себе только хуже. Здесь нельзя показывать слабости.

Я подняла голову вверх и увидела, что по периметру всего этого помещения был балкон, он возвышался над всеми камерами, образовывая еще один этаж со вторым светом. Там было три охранника, позже и Витя присоединился к ним, все они сидели в четырех углах. Моя камера была последней в центральном ряду, дальше стена, на ней висели большие круглые часы. Господи, спасибо тебе за это!

Когда я вошла в камеру и Витя запер за мной дверь я застыла в нерешительности. В камере, точнее во всем помещении горел свет, потолок камеры был частично решетчатым, и свет на потолке самого этого помещения освещал камеры. Я увидела свою соседку, она лежала на кровати.

— Не бойся, я не кусаюсь, — сказала она, — и к близости склонять не буду.

— Спасибо и на том.

— Так и будешь стоять возле двери? Проходи и осваивайся, теперь это твой дом. Меня зовут Ира.

— Рита.

Я отлипла от решетки, в которую инстинктивно вжалась и подошла к свободной кровати.

— Это моя? — спросила я, указывая пальцем на койку.

— Да. Я застелила тебе постельное белье, все равно делать нечего.

— Спасибо.

— Я надеюсь, мы станем подругами.

— Без обид, но я не завожу друзей.

— А вот и зря. Ты когда-нибудь сидела?

— Нет.

— Тогда я тебе расскажу, как устроена жизнь в таких местах. Здесь своя иерархия, и ты можешь быть сама по себе только если можешь за себя постоять, или спишь с охранником, который может за тебя постоять. В противном случае, такие как Людка, та бабища, что потрепала тебе шевелюру, заставят тебя прислуживать им, и не только. Хочешь спать с охранником?

— Нет.

— Тогда нам лучше дружить. Я здесь давно, а чем дольше человек здесь находится, тем больше у него авторитета, тем более у меня хороший покровитель, так что я смогу тебя защитить.

— И что попросишь взамен?

— Ну что за мысли? Дружба ведь дело бескорыстное.

— Ага. Ну давай допустим, что мы познакомились поближе и я тебе не понравилась, что тогда? Друзья ведь не родители, их как раз таки выбирают, и выбирают по интересам и доверию. Может мы с тобой не сойдемся и ты не захочешь иметь такую подругу как я, что тогда попросишь взамен защиты?

— Говорят ты врач?

— Я программист.

— Но будешь работать в медблоке.

— Да.

— Ну, если мы с тобой не сойдемся, то обсудим варианты, — с улыбкой сказала Ира.

Хитрая гадина, подумала я, но хотя бы приличная. Ире было сорок два года, и последние четырнадцать лет она провела здесь. Она была очень красивая и даже интеллигентная, глядя на нее, я часто думала, что и ей в этой тюрьме тоже не место. Но так же часто я убеждалась в том, что это не так. Она была очень властна и умела очень изящно манипулировать людьми. Она была миловидной и даже трогательной, иногда она смотрела на жертву такими щенячьими глазами, что хотелось весь мир предать ради нее. Она была очень умной и эрудированной, казалось, что она может поддержать совершенно любую беседу, от большого взрыва и вымирания динозавров до личной жизни Ким Кардашьян; от рецепта бисквитного торта до оружия ближнего боя; от прививок для кошек до истории древнего Египта; от политики до генной инженерии. Иногда я думала, что она знает совершенно все. Казалось бы, что ей здесь делать? Ведь спецслужбы вербуют таких как она, и те живут в мире людей и применяют свои навыки на деле. Здесь находятся только опасные для России люди, те, которых сложно удержать под контролем. Ира была именно такой, ради власти она была готова не просто убивать, а развязывать войны, что почти и сделала, но ей помешали и упекли сюда. У нее в глазах горел опасный и очень страшный огонек жажды победы любой ценой, и этим она была крайне опасна.