Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

Спросил у старушки на входе, где батюшка и возможно ли с ним переговорить? Пока было время, священнослужитель вышел не сразу, Сидякин внимательно осмотрел церкву. Именно церковь, поскольку храм это в первую очередь — здание, а церковь это люди, прихожане.

А люди батюшку своего жаловали, насколько это было известно из оперативных материалов. Район-то в криминальном отношении от России особо не отличался, в своё время, с начала 90-х и буквально до середины первого десятилетия XXI века здесь правил бал криминал. Наезжали братки, на всех, без разбору и приезжих не щадили, а поскольку отец Фёдор как мог с наркотой, проституцией и другими пороками боролся. Не боялся и в ночной клуб «Бунаруджа», что в микрорайоне — «В» ходить, пользовавшийся нехорошей славой, ради спасения молодых душ заблудших, слова божьего несведущих, то и ему по первости досталось. Тогда, прознавший про это дело народ, да не одни бабушки — старушки, натурально почти одна пятая города собралась на митинг. У постамента — «Ленин в кепке и с протянутой рукой», местного Церетели, перед зданием поселкового муниципального образования толпа гудела и ярилась, пока не успокоилась и строго не предупредила власть, что если батюшку ещё хоть раз тронут, хоть раз, сметут к едрене фене и саму власть и прикрываемых ей бандитов. Возымело, больше отца священника пальцем никто не тронул, сами бандюганы первые за тем и следили. Вот, что значит единение власть предержащих, с народными массами.

В общем, такой прямо местный герой вышел к генералу. Майор Ю. С. Найтович, встречавшийся до того с батюшкой и приславший ещё в конце декабря запись разговора с ним, также отозвался о священнике исключительно положительно. Тем более странным показалось, проявленное батюшкой по отношению к Сидякину нескрываемое негативное отношение. Чем оно такое было вызвано, он тут же и узнал.

«А, что это вы все в наши края повадились, уже и прихожане на вас жалуются, говорят, детям головы мутят, морочат, те иконы древние, пращурами и щурами, намоленные из дому несут, говорят для дел церковных, а что за дела, если человеку дома на светлый угол и помолиться нечему. Прости мя, грешного Господи, срам то какой. Если не прав, скажи служивый, мне видать, слово правильное в защиту глупости этой, или нечего сказать-то».

«Так во всем ты и прав батюшка». В тон ему молвил — генерал, подстраиваясь, как учит наука. «Психологические аспекты ведения переговорного процесса», Москва, Царский Двор, автор Иван IV Васильевич, прозванный Грозным, по прямому имени Тит и Смарагд, Великий князь московский и всея Руси, первый царь всея Руси, стр. 1, она же и единственная — «А, нежели не согласны будут, тем головы рубить и в проруби топить». И весь процесс переговорный!

Генерал продолжил — «Так и выхода другого нет, если есть такой, чтобы умным был, подскажите (переходя на Вы), не побрезгуйте. Я жду с нетерпением».

«Так и подскажу, только объясните по-человечьи, что ищете и зачем?»

«Ну, вот Максим Иванович! Не знаем даже, о чем речь идёт, а уже о глупости заговорили, о сраме каком-то». И, потирая руки, генерал улыбнулся. «По моему мнению, в дебюте — у нас с Вами ничья (это зная о любимой игре Фёдора)». Тот сообразил, что его грамотно развели, осадили, в ответ тоже улыбнулся. Два хищника оценили друг друга.

«Хорошо», после паузы сказал священник, — «… просите, за тем ведаю и пришли, но мне-то хотя бы объясните, что Вы у нас тут все ищите, господин генерал.

«Вот так на, нас тут знают, откуда? Да не зря мы сюда пришли, информация у батюшки налажена не хуже, чем в отделе», подумал генерал, оценив, в свою очередь башковитость и организаторские способности своего визави.

«Но довольно», сказал он, — «Мы действительно ищем одну вещицу XVIII века, очень опасную, такую, как чума опасную. Должны, во чтобы-де ни стало, её найти, или будет, может быть не сразу, но будет беда большая по всей стране, не только здесь. И враг её ищет, люди уже на этой войне пали, мой товарищ погиб. Больше я Вам сказать ничего не могу, так что Ваше право верить мне или нет».

Фёдор, уже не улыбаясь, ответил — «Вечно Вы, да не Вы лично Виктор Николаевич, а Контора ваша туману нагонит, а на деле, то шелухи от яйца куриного не стоит. Но, не серчайте Вы, слава Богу, мы люди божии отходчивы, гордыню в себе по капле, и день и ночь. Так в чем нуждаетесь, чего от нас рабов Божьих надо, но только, сразу хочу предупредить, если супротив Господа нашего, совести, ни-ни, делать ничего не буду».

Дальше разговор пошёл уже проще. Быстро нашли общий язык и где-то часа через два, — «Служба не только у Вас, но и у нас, так что прошу покорнейше извинить», распрощался отец Фёдор, к нему уже спешила с каким-то делом служка.

До того батюшка даже в гости вечерком пригласил — на грузди в сметане по манси, заготовленные ещё с прошлой осени прямо в земле. Обещал, что трёхлитровой кастрюли будет мало, а сметану придётся с ушей отскрёбывать, Виктор Николаевич с удовольствием согласился. Вечер обещал быть интересным.

Генерал вышел на улицу и зажмурился на солнце после полумрака, царившего в деревянной церкви, которую строил народ всем миром, два десятка с лишним лет тому назад.

Строил взамен сгоревшей, на свои кровные. От мозолей и пота кровавые, в тяжком труде добытые средства, а не в праздности или хуже того — смертоубийстве. Многое узнал Сидякин, такого, что в докладах оперативной обстановки не найдёшь, он к тому же заранее попросил, рассказать обо всем необычном, что случалось в этих местах.

Так он узнал, что при отце Алексии в 1918 году действительно были спрятаны и тем самым спасены от произвола ЧК/ВЧК/НКВД/МГБ многие и многие церковные артефакты. В 1962 году часть из них была возвращена Церкви, но где золотые потиры, подсвечники и посуда с десятком икон древних, никто до сих пор не знает. Они бесследно пропали. Народ всякое болтал, якобы спрятаны они в пещере подтопляемой коротким летом, на правом берегу реки Печоры, там, где сильное течение. Один старый дед охотник — заготовитель говорил, что вход в неё с высоты виден, а с какой высоты, там, рядом, и сопок то нет.

Ещё он выяснил, что из сгоревшего храма — «Во имя св. Живоначальной Троицы», 1764—1934 гг. — в стародавние времена вёл под землю ход потаённый в укрытие — крыту, в котором можно было хоть сотню, хоть две сотни человек деревенских затаить.

Но была и ещё одна небыль, третья. Батюшке о ней поведал его предшественник, якобы, ещё в середине шестидесятых годов уже, после того как нашли место гибели группы Дятлова лётчики, летавшие тогда на почтовых самолётах АН-2 местных авиалиний, заметили одну странность. О ней по понятным причинам никому ни слова. А заключалась она в следующем — пролетая иногда, отклонялись они от маршрута на малых высотах, озорничали. Так вот, летали и вблизи плато Мань-Пупу-Нер, или горой Маленьких идолов, место то в здешних местах известно, много легенд разных о нём сложено на Северном Урале.