Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

Но и другое в том увидел, а генерал с батюшкой согласился — не так уж все и плохо. Но прежде отец Фёдор строго посмотрел и сказал — «Хоть и грех то, выпивши, а с другой стороны молиться никогда не грешно пошли генерал отобьём у икон три поклона». Они прошли в молитвенную комнатку, что была вся в иконах с окладами серебром и без, и образах разных, рисованных и вышитых. На столе, укрытом красной вышитой цветами скатёркой, лежали две старинных книги и большой нательный крест, слева стоял накрытый металлической крышкой небольшой стеклянный сосуд, наполовину наполненный какой-то жидкостью.

Прямо перед иконами, что словно два крыла, расходились по стенам из угла, горели две небольшие лампадки, одна на столе, другая под большими иконами Спасителя и Пресвятой Девы Марии. Они выделялись от остальных тем, что вместе с маленькой копией Троицы Рублёва, над ликом Богородицы и Творца, закреплены были краями на обеих стенах, так что смотрели на молящихся прямо.

Более света в молитвенной комнатке не было. И потому, повторяя за батюшкой Фёдором слова молитв — Отче наш, Вечерни, и наконец, Во спасение души, генерал не сразу заметил, что в той части иконостаса, что была справа, среди других находилась икона Защитницы Семистрельной.

Это при том, что была она абсолютно точно — толи списана с панагии, толи та с неё. По виду во всяком случае. Когда с молитвами, крещением на три стороны и поклонами было покончено, еле сдерживая нетерпение, генерал попросил отца Фёдора рассказать поподробнее об этой иконе, а также сфотографировать её своим Samsung Omnia — коммуникатором с 5-мегапиксельной камерой. Второй раз за вечер судьба подбросила такой фортель.

Вот, что пояснил отец Фёдор об иконе: «Существует множество самых различных икон, поболее сотни наберётся, но Пресвятая Богородица является одной из самых сильных. Её обычно располагают не только дома и в храме, многие считают, что её место везде, где есть человек. Защищает она во времена войны, тех, кто за правое дело постоит от ворога и его приспешников.

В отличие от большинства икон, где изображена Богородица, на Семистрельной не присутствует лик Иисуса Христа. Матерь Божия, пронзённая семью стрелами, которые олицетворяют её страдания в дольнем мире или земном, а также грехи и страсти которые она видит, причиняющие ей боль такую, тяжелее страдать невозможно. Изображают, пишут её на иконах по-разному, либо по три стрелы от рук в грудь и одна снизу — в сердце, либо 4 стрелы от одной и 3 стрелы от другой руки. Либо реже — вместо стрел, мечи».

«Настоящая икона освящена была на придание мощи в Церкви «Во имя св. Живоначальной Троицы», в 1916 году по журналу регистрации, учёта текущих церковно-приходских дел, сохранившемуся посля пожара. Однако неизвестно откуда она туда попала, скорее всего, икона одна из ценнейших, старинная, писана не ранее начала — середины XVIII века. Может быть, с кем-то из ссыльных. Похоже на московскую школу. Её тоже пытались найти органы ещё в году 34—36 гг. прошлого столетия, об этом ведаю из рассказов своих прихожан и староверов, я и с ними общаюсь, бывает.

Но кто из православных спрятал, а главное вернул неизвестно. Человек тот принёс к ступеням церкви нынешней, уже спустя полгода посля того, как отстроили. Удивительно другое генерал, как ты сразу на неё внимание то обратил, или раньше что слышал, из тех лет смердящих привет принёс?“. Виктор Николаевич как мог, успокоил Максима Ивановича о том, что не имеет на икону видов, не собирается её забирать. „А видеть, да прав служитель Господа, видел и не раз, но не эту икону, а список, изъятый у бандитов по одному очень громкому делу, которое им вместе с органами МВД пришлось вести не так давно. И фото попросил сделать потому, что в том деле остался один клубочек, не размотанный до конца, вот решил и проверить. В общем-то, в том, что было сказано, обману не было.

Обсудили затем и появление фотографии генерала на рекламе. Есть в этой истории с фото одна закавыка — «… незаметно такое дело не провернуть, рядом здание горсовета (Фёдор по-старому назвал), да и твои архаровцы тоже не спят. Если мешает кто, значит, ты генерал на верном пути и найдёшь, что ищешь. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».

«Только народ поспрошай, поговори, а то, что собрали — образа верните. Помоги Вам Господь и пусть ещё больше укрепится Ваш дух в этих испытаниях! Спаси Господи, молимся за Вас».

Говорили об истории. Интересным показалось, как батюшка представляет себе нынешние схватки историков и иже с ними на этой ниве. А говорил он так — «Я историю вижу как тело человека. И вот сидят коршуны и клюют его и рвут на части, кто больнее и горше, всяк норовит себе кусок послаще. Не видят уже, что человеку-то плохо, больно, что каждый кусочек даже малый кожей, жилами и кровью с другими связан. Где ни ущипни организм общий и там и сям к злобе и непотребству отзывчивый. Так и в истории было, и хорошее и плохое, и того и другого в меру и все вместе и смешано, перемешано. Нельзя на неё с одной колокольни смотреть, разное там было. У каждого, правда, своя. Плохо когда вырывают куски с мясом! Больно-то всем!».

Ещё батюшка критиковал за выборы, дескать, мухлюют на местах нехристи. Рассказал, что прихожане жалуются на взбросы бюллетеней, да и водкой балуют, а в результате выбранные начальники чаяний народных знать не знают, больше собственной мошной озабочены. Согласившись с отцом Фёдором в принципе, генерал всё же заметил — «Власть не для игрищ берут, желающих много. Те же демократы и либералы, не тайна на выборах в 90-х как действовали, почище наших будет. Дай им волю, ни перед чем не остановятся, ведь на любую мерзость пойдут. Взял власть — держи, а то и до кровавой бани дойдёт».

Ещё, поговорили о политике, из чего Виктор Николаевич сделал для себя несколько выводов по работе не касаемо данного командирования.

Хотелось побыть ещё, поговорить, установилась между ними некая общность на доверии, да и хозяин, с хозяйкой люди по русски хлебосольные и радушные гостя явствами местными побаловали. Но… оба понимали делу — время! Потехе — час.

Без десяти час ночи он вошёл в трёхэтажное сооружение эпохи позднего сталинского классицизма, местного объединённого в одном здании гор — и райотделов. Там на втором этаже, в кабинете зама, выделенного для работы Виктору Николаевичу, в коридоре его уже ждали Найтович с непробиваемым лицом, и начальник горотдела молодой ещё совсем майор со смешной украинской фамилией Неналывайко.

Из доклада следовало, что вокруг билборда никаких следов, кроме, автомобильных нет. Фото сделали, но по хилости ума ничего на них интересного не обнаружили, на всякий случай установили на самом верху автономную видеокамеру, заряда аккумуляторов и объёма карты памяти хватит минимум на трое суток, к сожалению, она не снимает в инфракрасном диапазоне, то есть ночью. Более ничего, и выложили с два десятка фотографий неплохого качества. Генерал, по опыту, знавший, что давать ненужные разъяснения — плодить бездарей и дармоедов, посмотрел, помолчал над фотографиями. Потом достал свой телефон-коммутатор Samsung Omnia и приказал срочно отправить фото иконы в Москву для проведения сравнительного анализа с панагией и направлении заключения в кратчайшие сроки.