Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том I

Вот мы и подошли к ответу на второй Ваш вопрос — Зачем Вы мне нужны? Не беспокойтесь о своей бесценной душе, договор кровью? Я не за ней пришёл, да и если нужда будет, … ну Вы понимаете».

Мгновенно фигура Незнакомца преобразилась, он оказался так огромен и ослепителен, что захватило дух. За спиной схлопнули два сияющих огненных крыла с длинными перьями всполохами, что осветили окружающую поверхность гор и перспективу, они простирались в бесконечность.

Лицо ангела, пылающее огнём, расплывалось, и тут же опять формировалось, размером с большую тучу наклонилось, приблизившись, к Немо вплотную. Внимательные огненные же глаза пронзили острым взглядом и вогнали страх внутрь, внутрь до печени, до пят, волосы шевелились на голове, словно змеи.

Потом, как бы нехотя, Он уменьшился в размерах и почти затух, пока не стал в своём прежнем обличии.

Воздух ещё какое-то время высверкивал и хранил свет и тепло, но постепенно вокруг стало быстрее темнеть. Ветерок стих. Уже не так отчётливо угадывались вдали очертания гор и дол, последние всполохи солнечного света, отражённого от низких облаков розоватого цвета застревали на секунду на краю Ойкумены. Показалось ли, где-то далеко пролетела тёмная уже птица.

«Все в Его воле!».

Щека у Немо задёргалась от сильнейшего волнения. Он пытался что-то сказать, возразить и не мог. Во рту всё пересохло. Мысли путались. Ему показалось, что разум попал в туннель, назад путь заказан, а впереди завал горных пород, хода нет. И сотни метров грунта над головой вот-вот рухнут.

«На третий Ваш вопрос я уже косвенно ответил, ибо если движение, борьба вечны, то и ваша борьба человека с самим собой будет вечно, пока Создатель не решит по иному, всё в его воле! Это я, да не тужьтесь так, что Вы словно дева незамужняя, о нём, об Армагеддоне вашем. Опять же глупостей навыдумывали, стращаете себя несуразицей всякой.

Довольно, не все сразу, Я Вас заинтриговал? Оставим место некоей тайны о времени — на время. Продолжим позднее. Спешить нам некуда, да и не по чину, однако мне сие.

Да, а место это — Он обвёл указательным пальцем полукруг, — Принято называть — Сорокадневной горой».

Налетел хамсин и всё исчезло во взвеси мелкого, мелкого песка, секущего лицо и открытые участки тела, подобно крупнозернистой шкурки для металла. Ветер усилился и уже в воздухе возник сперва еле уловимый шелест, а затем злой вой. Свет заходящего Солнца окончательно исчез.

Просыпались в психбольнице, как и в детском саду, все по команде и одновременно. Жизнь после удара стихии шла своим чередом. Зубчатые колеса времени то, ускоряясь, то замедляя ход, вращались по своим законам, нам не ведомым и не подвластным.

Вселенная разбегалась, вращались галактики и шаровые скопления, звёздные системы и планеты, куда-то в разные стороны неслись кометы и астероиды.

Следом за ними спешили по делам и люди, целиком и полностью состоящие из атомов осколков этих космических исполинов и карликов, погибших миллионы и миллиарды лет тому (наше тело на 96% состоит из атомов углерода и водорода, а также кислорода и азота). Большинство из этих людей и не подозревало о своём звёздном происхождении, а если бы и знало, разве что-то изменилось?

Серов очнулся на койке и сквозь прикрытые веки пытался определиться, где находится. Вскоре по бормотанию и другим шумам соседей по несчастию догадался, что дома в палате и успокоился, хотя некое тревожное ощущение не покидало его. Сообразил, то был не совсем сон, а если и сон, то не обычный. Что оставалось — ждать развязки. Это в какой-то мере и спасало от помешательства.

В коридорах слышались шаги. Чья-то ругань по поводу ночного шквала возникла и пропала, клацали засовы. Распорядок дня — святая святых любого учреждения вступал в свои права.

Уже через полтора часа Немо, сотоварищи, по команде свыше был приобщён к общественно полезному, а для больных и выздоравливающих, и крайне необходимому труду по наведению порядка на территории. Вооружённый огромной ржавой лопатой, он был направлен на поиски и поголовное уничтожение мусора к старому сараю красного кирпича, что рядом со зданием лечебного корпуса психбольницы.

Мусора было много, как никогда. Быстро росли две большие кучи обломанных веток с деревьев, куски штакетника и коричневой бумаги от мешков с цементом.

Вокруг них уже подозрительно группировались два местных психа с редким диагнозом — латентная пиромания. Это были, очевидно, носители ярких генов Герострата, жителя греческого города Эфеса, который сжёг знаменитый храм Артемиды в своём родном городе летом 356 года до н. э. По простоте душевной они ждали, когда начнут жечь и появиться пламя. Их нетерпение было очевидно, как и то, что добром это для парочки пироманов не кончится, могучие санитары внимательно следили за всеми, кто был в это время на территории.

В какой-то момент Александру даже была хорошо видна троица, во главе с курившим санитаром Меркулычем, у двери запасного выхода их корпуса, но разговора, к нашему сожалению, он не услышал, а жаль, это многое бы объяснило в его размышлениях, сомнениях.

На столбе листок с надписью — пропала собака

В той квартире бок о бок поселились горе и надежда

Но равнодушно люди проходят мимо

В общем, тот день прошёл как все, не лучше и не хуже остальных.

Единственным серьёзным происшествием, как показали дальнейшие события, стало отсутствие с утра на рабочем месте главврача Лепецкого, убывшего домой ещё незадолго до обеда дня предшествующего, что было на него не похоже. Он позвонил, отпустив водителя, передал, что на работе в пятницу уже не появится. Но насчёт субботы ничего не сказал.

За долгие годы работы, ещё со времён борьбы с космополитизмом, Евген Арнольдович — так его звали, не позволял себе опаздывать даже на минуту, не то, что прогулять хоть час!

Правда был выходной, но в связи с ночным шквалом для ряда организаций и предприятий муниципальной собственности, был объявлен рабочий день — субботник. Руководители на объектах отвечали за территорию. Да и главврач почти всегда по субботам работал до обеда.

Шофёр, простоватого вида мужчина, на вид около 40—45 лет, крепкого телосложения, зная не простой характер шефа, с девяти тридцати утра в субботу, после шквала простоял у подъезда почти два часа. Подниматься Гоша, однако, не стал и, не дождавшись Евгена Арнольдовича, уехал, чуя тревогу. По приезду, доложил заму, не преминув при этом высказать свои опасения.

Тот, в свою очередь, помятуя о том, как Лепецкий не любит, когда ему без крайней надобности звонят домой, делать этого не стал, тем паче после давешнего инцидента, и возможных последствиях ночного разгула стихии. А вдруг, что дома не так или на даче? Но твёрдо решил, не забыть, в понедельник поинтересоваться у шефа — не случилось чего? Предложить помощь. Да не заболел ли?