Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том I

Стали шерстить по всем адресам, где он или жена могли быть, все впустую. На всякий случай на даче проверили весь участок в двадцать пять соток и прилежащую территорию лесополосы.

На пятые сутки, в тёмном сыром подполе, на одной из дальних деревянных полок нашли. В закрытой трёхлитровой банке, наполненной тёмно-бурой жидкостью с неприятным запахом кошачьей мочи, среди ошмётков квашеной капусты, обнаружили страшную находку.

Случайно была найдена отрезанная голова Евгена Арнольдовича, размером с большой кулак. Выпученные глаза главврача выражали неимоверный ужас, настигший его внезапно в момент смерти.

Сначала было решили, что это муляж, чей-то глупый розыгрыш, голова-то маленькая! Разве такое возможно.

Находку обнаружил настырный молодой офицер оперативник. Банка, пристроилась, спрятанной за первым плотным рядом стеклотары с разными соленьями и варениями. Он, потом долго не мог отмыть руки, и две недели плохо спал.

Удивительным было и то, что ткани, кожа лица прекрасно сохранились и выглядели как у живого, никаких трупных пятен и это, несмотря на нахождение объекта исследования, судмедэкспертизой, в концентрированной солено-кислой среде.

Сравнение параметров головы и имеющихся в личном деле фото на основе антропометрических точек лица показали идентичность объекту розыска на девяносто восемь с половиной процентов.

Состав жидкости был в заключении описан как смесь полугодового настоя квашенной белокочанной капусты, произрастающей в Центральной части России в дерново-подзолистой почве, кала и мочи кошачьей особи около одиннадцати лет от роду.

Объяснить столь заметное изменение размеров головы покойника и как её втиснули в банку, никто из специалистов не смог, в неформальных разговорах эксперты несли какую-то чушь: то про африканских аборигенов-людоедов, то про изувера фашиста доктора Менгеле, вроде они такое могли.

О судьбе жены Лепецкого — Софьи Егоровне, в девичестве Засимовой выяснить ничего не удалось. «Землю рыли» уже более двух десятков исполнителей и прикомандированных сотрудников различных ведомств.

Подполковник — «важняк» чуть с ума не сошёл, пытаясь соотнести в разумном объяснении и взаимной увязке давешние улики. Припомнили к тому скандал не скандал, но изгаженные похабными рисунками журналы в дежурке. Чем и как объяснить и тот мерзопакостный кошачий кал на столе кабинета в больнице (все ж раскололи Клавдию Никитишну) никто сказать не мог.

По прошествии недели ясности у следствия никакой, хотя, несомненно — есть фигуранты. Начальство, как всегда — сроки им на реализацию подавай. Решено было легонько так, потрясти А.А.Серова на предмет покидания стен учреждения, строгого контроля входа и тем паче выхода, благо соответствующие доказательства — видеоматериалы имелись.

К тому же, куда-то сразу после скандала в казино пропала Анастасия, танцовщица, обслуживавшая в ту страшную ночь, разыскиваемую странную преступную группу. Её Range Roverе — А666Д_777 нашли на стоянке возле дома, саму её там, по месту жительства, не обнаружили. Машину тщательно обследовали, кроме отпечатков девицы и Серова на заднем сидении обнаружили волосы животного (на экспертизе), похоже кошки. Более ничего!

Поток, первоначально обширный, существенной информации, технически подтверждённой — иссяк.

Рационального объяснения разрозненным фактам не было. Не понятно, что дальше писать в План следственных действий (про Беллу и Симу?).

Дело принимало скверный оборот. А маховик неприятностей, связанных с происшествием в Бакката, и уже постепенно переросший его границы, все продолжал раскручиваться. Причастные к делу следаки и оперативные работники постарше догадывались, исходя из опыта и предчувствий, что это только начало. Такие непонятные дела, так просто не заканчиваются, много дерьма всплывает.

За стеной плачет ребёнок, скоро час.

Сосед сверху долбит стену, Внизу гремит рок-музыка. По TV — триллер. Господи! Когда же придёт покой

Меж тем, думаю, читатель хоть чуть-чуть заинтригован, и пора уже прояснить все подробности нелёгкой судьбы и страшной смерти одного из столь негативных героев нашего повествования.

Вернёмся к тому времени, когда, насытившийся эскулап Лепецкий вышел из-за стола и покинул кухню.

Журчала вода в кране, жена была приучена мыть посуду сразу после приёма пищи, сушить и раскладывать приборы по отсекам и ящичкам на свои места, раз и навсегда заведённые. Во всем процветал в этом доме домострой, порядок, спокойствие и чистота.

Два раза в неделю в квартире убиралась домработница украинка, весёлая и пухленькая дивчина Наталка. Но и она в присутствии хозяина в квартире прекращала щебетать и смеяться. В настоящий момент её в Москве не было, по причине отпуска на неделю по семейным обстоятельствам в Мариуполь, который нехотя соизволил согласовать сам.

София Наталку не любила, отчасти из-за её простоты и раздолбайства, присущего девице по молодости. Старалась всячески подчеркнуть недостатки и ошибки, также за то, что Евген Арнольдович изредка позволял себе втихаря гарную хохлушку потискать за мягкие места. Старая перечница догадывалась об этом по едва слышной возне и краске смущения на лице Наталки после таких заходов на девичью честь. Однако более того муж не позволял, а значит, и беспокоиться было не о чем. Но недовольство всё равно копилось.

До конца обеденного перерыва было ещё минут сорок, но Лепецкий очнувшись после короткого сна, почему-то уже решил, правда не без некоторых колебаний, что на работу сегодня больше не поедет.

Гулять, так гулять, о чем было торжественно объявлено половине. Он отпустил Гошу. Хотя, как показали дальнейшие события, уж лучше бы он возвратился к — «станку». Смерть чиновникам — прогульщикам!

Остатки того дня прошли за чтением какой-то ерунды, в последние годы Евген Арнольдович не баловали себя чтением серьёзных вещей и просмотром телевизора. Так изредка кроме новостей, что-нибудь лёгонькое.

Уже начинало темнеть, когда в форточку влетел первый порыв сильного ветра и по стеклу отбарабанили первые же капли дождя. Начиналась гроза. Даже в спальне почуялся запах озона. Уснули супруги беззаботно и быстро.

Разбудил будущую жертву шершавый раздвоенный язык полуметровой длины, щекотно лизавший главврачу левое ухо, спать он любил на правом боку, хотя и знал, что полезнее — на спине. Спросонок почему-то подумал, что это лезет охреневшая на старости лет жена, но потом разом очухался. Два кончика извивались независимо один от другого. Пытаясь отчаянно отмахнуться от этой мокрой жути кроваво-красного цвета, повернулся на спину. Меж тем язык, извиваясь, втянулся наполовину в зеркало платяного шкафа, старинной работы, что стоял у стены со стороны, покрывшегося липким холодным потом доктора.