Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том I

Настала пора расчищать сцену.

Арсат, а это был он, досконально знал своё чёрное дело, да и опыта, опыта было хоть отбавляй (кому отбавить?).

Что же касается нахождения останков законсервированного голого тела Лепецкого, так даже информированному автору не известно сие до сих пор. Могу только предположить, что те бездомные собаки, а может и благородных кровей, но брошенные своими хозяевами, сбитые в стаи и хватающие за ноги запоздалых прохожих в московских парках и подворотнях по вечерам, что-то такое попробовали в своей сучьей голодной неприкаянной жизни, но не кошки, не кошки.

Про Софью Егоровну Лепецкую известно одно — спустя месяц с того злополучного дня, неким чудесным образом, прямо от ворот пропускного пункта той же больницы, куда была доставлена непостижимо откуда, кем и как, очутилась она вскоре в женском отделении больницы уже на правах больной.

Немного странно было также то, что ни у кого из врачей, лечащих по Гиппократу, администрации как всегда — «на руле и вёслах», не возникло ни одного вопроса, сомнения, подозрения — почему и за что, оказалась в палате психически больных, ещё совсем недавно абсолютно здоровая (с психической точки зрения) вдова. Случайно ли это. Были ведь среди медперсонала, хоть и не много таковых, но упёртые доморощенные «демократы» и «либералы», кто осторожно, кто взахлёб, кто в Рунете, хаявшие советскую власть за изоляцию лучших сынов России, родовитой интеллигенции в сталинских психушках. Упаси бог, не путать те советские, с данным лечебным учреждением (другие времена, другие нравы).

Не отрицаю того, что сторонники этой точки зрения, в чем-то правы, сомневаюсь, правда, что во всём. Но осмелюсь заметить, при этом, лично у меня, вызывает серьёзное опасение психическое здоровье тех, кто с упорством заморских попугаев, поныне болтают, надувшись по TV — ящику или в Думе о прекрасной плеяде ельцинских прихватизаторов, гайдаровском импульсе и прочие сентенции о зарождении благополучия среднего класса «этой страны».

Зарождалось, несомненно, что-то, а вот что родилось? Всеобщее воровство и всепроникающая коррупция, развал промышленности и сельского хозяйства, наркомания, бандитизм и проституция, национализм, засилье чуждой культуры, трудового рабства гастарбайтеров, наконец — две войны в Чечне. Сколько голодных пенсионеров, немощных стариков, как коровой слизало за десять лет, с больного тела «Нашей» страны. Сколько детей пропало, убито и искалечено по вине педофилов. Не правда ли, те ещё всходы? Лечить и лечить ещё, не одно поколение пройдёт!

Впрочем, абсолютное большинство медицинского персонала приняло безоговорочно, предположение о наступившем кризе уже присутствующего, скрытого латентного течения болезни, в связи с ужасной кончиной мужа.

Согласно авторитетному мнению наследников профессии Авиценны, он же — Абу́ Али́ Хусейн ибн Абдулла́х ибн аль-Ха́сан ибн Али́ ибн Си́на, принято считать, что нет среди людей здоровых, просто есть не долеченные.

Однако продолжим.

Была вдова тиха и незаметна как всегда, ничего и никого не помнила из прошлой жизни.

Больше для порядка её ещё раза три поспрашивали товарищи в штатском, но все без толку. Да и шум вокруг пропажи и гибели её покойного мужа как-то незаметно улёгся, сошли, на нет разговоры и споры — домыслы, а главное бумаги были в полном порядке.

Лишь изредка неумелой рукой она пыталась рисовать на листе из альбома карандашом, но выходила сущая несуразица, из которой различить можно было лишь птиц и облака. Сама она толком объяснить не умела, только хитро, придурковато улыбалась и показывала на зарешеченное окно заботливому к ней персоналу.

Правда, согласно Анамнезу, при резкой смене погоды, в грозу поведение Лепецкой менялось, явное беспокойство овладевало женщиной, глаза бегали, словно спасаясь от чего-то страшного. Такая реакция была известна науке, своевременно отмечена эскулапами, нашла необходимые обсуждения и рекомендации, согласно уже которым и был скорректирован курс лечения больной.

Несомненно, особое отношение к болезной женщине было со стороны бывшего зама главврача, ныне руководителя данного учреждения. Обращался он к старенькой жене погибшего шефа — исключительно Душа-девица. Собственнолично, предписал лечащему врачу, к потреблению больной, перечня лекарств. Целой горсти сильнодействующих иностранных таблеток и пилюль в красивых замысловатых пузырьках с мудрёными названиями, доставляемых ко времени приёма дежурными санитарами. Они же внимательно следили, чтобы больные их проглотили, разжевали, выпили, кому что, всецело исходя из заботы о здоровье пациентов. Сила убеждения шагала под руку с силой принуждения в том — нужном направление, к всеобщему благоденствию.

Хорошие медикаменты и фармакология рождали хорошие манеры и послушание, а те в свою очередь хорошее отношение хороших же врачей к лишённым разума больным, то есть во благо, во благо всех. Для того и живём.

И те, что верят, и те, что не верят, и даже те, что когда-то верили, все они знают, что душа у них есть, только называют её по-разному — иногда совестью

Все граждане нашей страны, от самого детсадовского до почтенного возраста, имеют честь быть изучены своим государством. Для того им создан целый ряд официальных и не совсем учреждений, организовано бесконечное сонмище классных специалистов, простых завербованных и добровольных стукачей.

Впрочем, это характерно не только для СССР и России. Политика тотального контроля над населением давно процветает и в самых демократических государствах, причём тем развитее и сильнее, чем демократичнее. Только об этом не принято говорить вслух.

Признаваться в этом не совсем удобно, не комильфо как-то, при том безопасность и права человека на защиту жизни и частной собственности, … а где грань? Что перевесит, дома то и метро до сих пор взрывают.

Так вот, со двора, со школьной парты нам — русским, прививали ненависть к доносам, ябедничеству и предательству, учили товариществу, настоящей мужской дружбе.

Припоминаю, где то будучи в классе четвёртом-пятом, поменявши в очередной раз школу, в связи с переездом родителей в другой город, попал я по собственной же детской глупости, в неприятную историю. Желая показать удаль брызжущую, на перемене с первого раза мокрой тряпкой сбил лампочку метров этак с пятнадцати под высоченным потолком в коридоре.

Свидетелями моего успеха, само собой были только одноклассники и одноклассницы. Авторитет был практически на пятьдесят процентов завоёван. Почему не на сто — ниже.

Так вот все бы ничего, но на мою беду через минуту после восторженного гула одобрения, в коридоре появилась мадам — завуч школы, слёту, что называется, въехавшая в ситуацию. А поскольку она не могла видеть «героя», в отличие от результата героической выходки, то тут же собрала всех, кто там был в классе, и повела допрос по всей строгости педагогического таланта и макаренковского напора.