Илона Вандич - О чем мы никому не расскажем

А Старина Кейл, расставив ноги, как моряк в качку, умоляюще протянул ко мне обе руки:

— Стеф, — он едва не плакал. — Стеф, вытащи нас отсюда! Умоляю тебя!

Его начало кренить к стене.

Я подхватил его, прошел в комнату и усадил на низенький выцветший диванчик.

— Что случилось, Кейл?

— Ты что же, сам не видишь? — взвился наш квартирант. — Нас съедают заживо! Это не дом, а тварь из преисподней!

Он вскочил, схватил меня за рукав и с неожиданной силой потащил к дверям ванной комнаты.

— Гляди!

Я осторожно открыл белую деревянную дверь. За ней была стена. Простая серая бетонная стена.

— Это случилось три месяца назад, — пожаловался Кейл. — И не у меня одного. У Толстой Пэт, и у старой Родригес, и у многих наших. А сейчас… — он судорожно вздохнул и забормотал: Понимаешь, Стеф, это может случиться в любой день. Каждый божий день ночью, во сне. Я боюсь здесь спать! Хотя нет, это они боятся меня! Стеф, Стеф, давай я сейчас тебе открою страшную тайну! Они — он картинно повел рукой по сторонам, — они не любят пьяных, им невкусно! — Кейл дико захохотал и хохотал долго, всхлипывая и вытирая слезы. А потом сказал:

— Пошли к Толстой Пэт.

Толстая Пэт, согласно нашему плану, жила этажом ниже. Кейл неодобрительно покосился на лифт и, изрядно качаясь, потащил нас с Ребеккой к противопожарной лестнице.

Толстая Пэт была дома и жарила на кухне капусту. В квартире так удушающе пахло горелой капустой, черным кофе и какими-то едкими специями, что я закашлялся.

— Мистер, как вас там называют, и ваша чикита, сейчас вы выпьете мой кофе, а потом убирайтесь отсюда подобру-поздорову! А не то эти твари и вас съедят! Они обожают свежую кровушку! Свежую, молодую, сладкую кровушку!

Я поперхнулся и обжегся глотком оглушительно вонючего кофе. Старина Кейл, глядя на меня, довольно фыркнул.

— Что это? — опасливо поинтересовалась Ребекка.

— Хильбе, кардамон, кижме, акурма, — скороговоркой произнесла афроамериканка. — Отпугивать этих самых. Они же, как коты, не любят сильных запахов. И Джорджи тоже не любил. И кофе совсем не пил, и даже колу. И поэтому они забрали его. В прошлую пятницу, всего неделю назад. Моего крошку Джорджи, — она смотрела на нас так растерянно и умоляюще, что я опустил глаза.

— Джорджи — ваш сын? — осторожно спросила Ребекка.

Толстая Пэт быстро кивнула.

— Там была его комната, — она махнула рукой на противоположную сторону коридора.

Честно говоря, я ожидал там увидеть стандартный детский набор: кроватку, шкаф, разбросанные игрушки. А увидел дыру в стене. Глухую стену, начинающуюся сразу за дверью, а в ней дыру в полметра глубиной, с торчащими бахромой ошметками цемента.

— Это я царапала, — сказала Толстая Пэт за спиной. — Разделочным ножом.

— Это случилось ночью? — спросил я, уже почему-то догадываясь об ответе.

— Я обнаружила это утром. Пошла будить Джорди собираться в прескул, а там…

Ребекка, нахмурившись, погладила ее по плечу.

— Я провожу вас, — Кейл пригласительно распахнул дверь на лестничную клетку.

— Побойся Бога, Кейл! — Запротестовал я. — Ведь шестнадцатый этаж!

Старик удивленно пожал плечами:

— Это, конечно, ваше дело, Стеф, но в лифте тоже пропадали люди.

— Не сходи с ума, Кейл, с нами ничего не случится, — я уже нажимал кнопку вызова лифта. — Мы тут с утра катаемся туда-сюда, все работает, как часы!

Через пять этажей я весьма пожалел об этих словах — вот ведь закон Мерфи! Потому что в лифте внезапно погас свет. Ребекка горячо вцепилась в мою руку, но я сказал ей почти спокойно:

— Не бойся, детка, это какая-то неполадка с электричеством. Но мы спускаемся, ты же видишь. Совсем скоро будем дома.

И то верно, мы спускались. Я ощущал это по той особой легкости в коленях, которая отличает спуск от подъема. Мотор лифта исправно работал, едва слышно поскрипывая и причмокивая.

Счетчик этажей также перестал светиться, так что мы никак не могли понять, далеко ли нам еще до земли. Только мы все спускались, и спускались, и спускались, и спускались, безостановочно и несоразмерно долго. Лифт все также поскрипывал, что-то механически квакало наверху, а Ребекка все сильнее сжимала мне руку.

— Я успела сосчитать до десяти тысяч, — сказал она. Мы летели вниз.

— Такими темпами мы скоро доберемся до преисподней, — невесело пошутил я. Наконец, лифт остановился. Мы вышли в полную темень, хоть глаз выколи. Я закричал — и мой крик отозвался эхом. Похоже, мы находились в большом пустом помещении.

Я крепко взял Ребекку за руку. Мы обошли весь зал по периметру, и периметр составил двести моих шагов. Я проводил рукой по стенам, но не смог обнаружить никакой выпуклости, напоминающей дверь или окно. Мы с Ребеккой начали судорожно рыться в карманах, но ничего, похожего на фонарик, у нас отродясь не водилось, а оба наших телефона оказались разряжены — вот проклятье!

— Давай вернемся обратно в лифт, — разумно предложила Ребекка.

По-прежнему не видя ни зги, мы наощупь направились туда, где должен был быть центр зала. Но лифт, похоже, уже ушел — мы не смогли нащупать ни кабинки, ни кабелей, полозьев, рычагов или чего-то другого, говорящим о его присутствии.

Я снова принялся мерять ногами комнату, попутно проверяя стены на предмет дверных ручек, замков, шпингалетов и прочих спасительных выпуклостей. В качестве отсчетного столбика я положил на пол свой бумажник. Описав полный круг, я сел на пол.

— Ты здесь? — спросила Ребекка.

— Сто восемьдесят девять шагов, — ответил я.

— Не может быть, попробуй еще раз.

Пауза.

— Сто семьдесят пять шагов.

— Вот дьявол! — сказала Ребекка.

— Сто шестьдесят, — отозвался я. — Сто двадцать.

Невидимые стены без окон без дверей неудержимо сжимались вокруг нас.

— Восемьдесят, — сказала Ребекка.

— Пятьдесят, — ответил я.

Когда периметр комнаты стал исчисляться двадцатью шагами, мы остановились и снова вернулись в невидимый центр комнаты.

— Выгребай все, что у тебя в карманах, — скомандовала Ребекка. Я отчаянно выругался и стал наощупь выворачивать карманы:

— Севший чертов телефон, ручка, блокнот, плоская бумажка — план этого дьявольского дома. Квадратная упаковка жвачек, склизкий огрызок яблока, какая-то гадкая требуха. Уличная галька, бумажная лента — видно, счет за бензин, ключи от машины. Декоративный бутылек дрянного виски — от вчерашнего клиента, искавшего склад под винный магазин. Жаль, что я его сразу не выкинул. Нет, не клиента. Так, еще один бутылек.

Я размахнулся и со всей силы бросил бутылек об стену. Он разбился с глухим звоном, резко и отвратительно запахло дешевым алкоголем. Я плюнул и снова выругался. Открыл второй бутылек и хлебнул этой мерзкой отравы. Ребекка нащупала мою руку, отняла и допила остаток. Тяжкая, душная темнота подступила на расстояние дыхания.