Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

Когда мы вернулись в туннель «Спокойные сны», верхний свет уже погасили и многие места были заняты постояльцами. Вдоль боковой стороны полки со спальными местами тянулась светящаяся полоса: свет не попадал в глаза спящим, но позволял видеть проход. На столе доктора Чаня горел ночник, с одной стороны прикрытый колпаком, чтобы не мешать уснувшим гостям. Похоже, он корпел над бухгалтерскими записями: одна рука — на клавишах терминала, другая — на костяшках счетов. Чань беззвучно поздоровался с нами, и мы шепотом пожелали ему спокойной ночи.

Под руководством Гретхен мы приготовились ко сну, положив вместо подушки под голову свернутую одежду с обувью. Я добавил к этому свою пробковую ногу, но остался в трусах, увидев, что Гвен и Гретхен не сняли трусиков. Билл заметил это слишком поздно — и снова натянул трусы. Затем мы все направились в туалет.

Даже эту относительную дань скромности мы отдавали недолго — под душ встали все вместе. Войдя, мы обнаружили в душевой троих мужчин, совсем раздетых. Мы вспомнили древнюю заповедь: «Наготу часто видят, но никогда на нее не смотрят». Ну а те трое строго следовали правилу: «Нас тут не было, мы невидимки». (Правда, я уверен, что ни один мужчина не в состоянии полностью игнорировать Гвен и Гретхен.)

Что до меня, я не мог совсем уж не замечать Гретхен, да и не пытался. Раздетая, она выглядела на несколько лет старше и восхитительно соблазнительной. Думаю, свой загар она получила под ультрафиолетовой лампой. Я обнаружил у нее ямочки там, где раньше их не видел. Не вижу смысла вдаваться в подробности — все женщины прекрасны в пору созревания, а красоту Гретхен дополняли отличная фигура и жизнерадостность. В самый раз, чтобы искушать святого Антония.

Гвен протянула мне мыло:

— Ладно, дорогой, можешь потереть ей спинку, но спереди она управится сама.

— Не понимаю, о чем ты, — с достоинством ответил я. — Я не собираюсь никому мыть спину: мне нужна свободная рука, чтобы держаться. Забыла, что я будущая мать?

— Вот именно, «мать». Ничего больше на ум не приходит.

— Что еще за матерные разговоры? Буду крайне признателен, если ты постараешься держаться в рамках приличия.

— Ричард, вести такие разговоры — ниже моего достоинства. Гретхен, потри ему спину, так будет безопаснее. А я побуду арбитром.

В итоге каждый мыл те места, до которых мог дотянуться, даже Билл: толку вышло мало, зато было много веселья и смеха. Когда вокруг тебя особы противоположного пола — это само по себе весело.

К двадцати часам мы расположились на ночлег — Гретхен у стены, рядом с ней Гвен, затем я и Билл. При одной шестой g каменная полка кажется мягче матраса из пенки в Айове, и я быстро заснул.

Какое-то время спустя — час, два? — я проснулся от прикосновения теплого тела.

— Что, прямо сейчас, дорогая? — прошептал я, после чего совсем проснулся. — Гвен?

— Это я, мистер Ричард. Хотите в самом деле увидеть, как краснеет моя попка? И услышать, как я плачу?

— Вернись к стенке, милая, — напряженно прошептал я.

— Ну пожалуйста.

— Нет, дорогая моя.

— Гретхен, — мягко сказала Гвен, — вернись на свое место, дорогая… пока не разбудила других. Я помогу тебе перебраться через меня.

И она действительно помогла Гретхен, а потом обняла ее, словно ребенка, и стала о чем-то с ней говорить. В конце концов, они (как мне кажется) заснули.

Но сам я заснул далеко не сразу.

Прощальные поцелуи в герметичных скафандрах удручающе антисептичны. Я так считаю и уверен, что Гретхен тоже. Но так уж вышло.

Прошлой ночью Гвен спасла меня от «участи хуже смерти», за что я ей благодарен… скажем так, более или менее благодарен. Старик, который крутит шашни с едва созревшей девушкой (Гретхен исполнялось четырнадцать лишь через два месяца), выглядит смешным и достоин презрения здравомыслящих людей. Но с той ночи, когда Гретхен дала понять, что не считает меня таким уж старым, я начал чувствовать себя все моложе и моложе и опасался, что к заходу солнца окончательно впаду в детство.

Поэтому я заявляю, что я благодарен ей. Это официальная версия.

Не сомневаюсь, что Гвен вздохнула с облегчением, когда в полдень Гретхен помахала нам из кабины отцовского грузовика-лунохода, и мы покатили на юг в лунобусе тетушки Лилибет под названием «Услышь меня, Иисус».

«Услышь меня» был намного больше грузовика Джинкса и выглядел куда красочней, весь расписанный пейзажами Святой земли и цитатами из Библии. В нем помещалось восемнадцать пассажиров, а также груз, водитель и ружье, установленное в башенке над креслом водителя. Громадные шины, вдвое больше моего роста, возвышались над салоном, пол которого располагался вровень с осями, то есть на высоте моей головы. К дверям между передними и задними шинами с обеих сторон поднимались лесенки.

Из-за больших шин сквозь боковые окна не было видно почти ничего. Лунарей, однако, мало интересуют пейзажи: Луна выглядит интересно лишь с орбиты. Поверхность Моря Спокойствия между Кавказом и Гемскими горами, где пролегал наш маршрут, обладает скрытым очарованием — тщательно скрытым. Большей частью плоская, словно блин, она представляет такой же интерес, как остывшие блины без масла или сиропа.

Несмотря на все это, я был рад, что тетушка Лилибет посадила нас в первом ряду справа: у окна — Гвен, затем я, слева от меня — Билл. Мы видели то же самое, что видел водитель, глядя перед собой, и кое-что справа, недоступное его взгляду, — передняя ось проходила за нашими местами, и шина не полностью загораживала обзор. Вид справа был мутноватым — герметичное пластмассовое окно потрескалось и пожелтело от старости. Однако тетушка Лилибет подняла лобовое стекло и закрепила его в этом положении, поэтому мы все прекрасно видели — насколько позволяли шлемы. Снаряжение, взятое напрокат у Чарли Вана, принимало на себя яростный удар солнечных лучей, почти не уменьшая видимости, как хорошие солнцезащитные очки.

Мы мало разговаривали: радио в скафандрах пассажиров было настроено на общую частоту, и получилось настоящее вавилонское столпотворение. Поэтому мы отключили связь. Мы с Гвен могли разговаривать, соприкасаясь шлемами, но это было неудобно. И я развлекался в основном тем, что пытался отслеживать наш путь. На Луне бесполезны и магнитные, и гироскопические компасы. Магнетизм (обычно отсутствующий) скорее указывает на наличие залежей руды, чем определяет направление, а вращение Луны (один оборот в месяц!) слишком неспешно воздействует на гирокомпас. Здесь пригодился бы инерциальный трекер, но хороший прибор почему-то стоит очень дорого, хотя этот принцип издавна применяется в управляемых ракетах.