Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

— Боюсь, ты права.

— Я его еще и накормила — тут неподалеку есть «Ленивый Джо». Возможно, ты заметил, что он ест за четверых?

— Заметил.

— Ричард, я не могла бросить Билла… Надо было накормить его и найти ему безопасное место для ночлега. Но завтра — совсем другое дело. Я сказала ему, что придется приспосабливаться к местным условиям. Еще до завтрака.

— Гм… Билл запросто соврет за порцию яичницы. Это жалкий тип, Гвен. Такой жалкий, что дальше некуда.

— Вряд ли он умеет убедительно врать. По крайней мере, я дала ему пищу для размышлений. Он знает, что я на него злюсь, что я презираю его идеи и что дармовой закуске скоро придет конец. Надеюсь, он проведет бессонную ночь. Держи, дорогой. — Она порылась в земле под деревцем. — Это тебе, Ричард. Лучше сперва помыть.

Она протянула мне шесть патронов — «шкода» калибра шесть с половиной или их точные копии. Я взял один и внимательно рассмотрел.

— Чудо-женщина, ты не перестаешь меня удивлять. Где? Когда? Как?

Услышав похвалу, она просияла от счастья, словно двенадцатилетняя девочка.

— Сегодня утром в Конге. Само собой, на черном рынке — нужно просто зайти в «Сирс» и знать, под какой прилавок заглянуть. Я спрятала свой «мияко» под Древом-сан, прежде чем отправиться за покупками, а когда мы уходили от Ся, положила туда же патроны. Дорогой, я не знала, как нас будут обыскивать, если мы угодим в переплет в Конге. Собственно, это и случилось, но нас спасла тетушка.

— А готовить ты умеешь?

— Справляюсь.

— Ты умеешь стрелять, умеешь водить луноход, умеешь пилотировать космический корабль, умеешь готовить. Ладно, я принимаю тебя на работу. А есть еще какие-нибудь умения?

— Ну… немного разбираюсь в инженерном деле. Когда-то была неплохим адвокатом. Но в последнее время мне не хватало практики. И еще я умею плевать сквозь зубы, — добавила она.

— Супердевушка! Да ты вообще человек? Или была им когда-нибудь? Подумай как следует над ответом — он будет зафиксирован в протоколе.

— Отказываюсь отвечать по совету адвоката. Давай закажем ужин, пока не закрыли кухню.

— Кажется, ты хотела помыться?

— И теперь хочу. У меня все зудит. Но если не сделать заказ сейчас, придется одеться и тащиться в «Ленивый Джо»… я не против «Джо», но против одевания. Я наконец-то могу как следует расслабиться наедине с мужем, впервые за… целую вечность. С тех пор, как мы были в твоих апартаментах в «Золотом правиле», до этого дурацкого выселения.

— Три дня.

— Всего-то? Правда?

— Восемьдесят часов. Согласен, они были весьма насыщенными.

Оказалось, что в «Раффлзе» готовят не так уж плохо, если придерживаются рекомендаций шеф-повара. В тот вечер имелись фрикадельки со шведскими блинчиками и медово-пивным соусом — довольно странное, но удачное сочетание — свежий салат с маслом и винным уксусом, сыр, свежая клубника и черный чай.

Мы наслаждались ужином, хотя с тем же успехом закусили бы старым хорошо поджаренным ботинком — так давно мы не ели. Если бы это был зажаренный скунс, я бы даже не заметил — общество Гвен вполне заменяло соус.

Около получаса мы с удовольствием поглощали еду, не слишком заботясь о застольных манерах. Внезапно моя девочка заметила вделанную в камень латунную табличку — до этого она была слишком занята, что вполне объяснимо.

Встав, она поглядела на табличку и приглушенно сказала:

— Чтоб мне стать голливудской шлюхой! Это же то самое место! Ричард, это самая колыбель революции! А я-то сидела тут, рыгая и почесываясь, словно в самом обычном гостиничном номере!

— Сядь и доешь, любимая, — посоветовал я. — Такие таблички есть в трех из четырех местных гостиничных номеров в Луна-Сити.

— Вовсе не такие, Ричард. Какой это номер?

— У него нет цифрового обозначения — только буквенное. Номер «Л».

— Ну да, номер «Л»! То самое место! Ричард, на шарике возле такой святыни горел бы вечный огонь и, наверное, стоял бы почетный караул. А здесь кто-то установил латунную табличку, и все о ней забыли. Даже в День Свободной Луны. Но это же лунари, самая странная порода людей в известной нам части Вселенной. Ну и ну!

— Дорогая моя, — ответил я, — если хочешь считать, что в этой комнате действительно произошло то, о чем говорится в табличке, — прекрасно! А пока что садись и доедай. Или мне съесть твою клубнику?

Гвен не ответила, но действительно села и замолчала, вертя в руках то кусочек фрукта, то ломтик сыра.

— Милая, тебя что-то беспокоит? — наконец спросил я.

— Это не смертельно.

— Рад слышать. Что ж, когда захочешь поговорить — мои уши к твоим услугам. А пока буду обмахивать тебя ими. Можешь не спешить.

— Ричард… — сдавленно проговорила она. К своему удивлению, я увидел медленно стекающие вдоль ее носа слезы.

— Да, дорогая?

— Я наплела тебе с три короба. Я…

— Замолчи сейчас же. Любовь моя, моя маленькая похотливая возлюбленная, я всегда считал, что женщины могут врать столько, сколько захотят, и их нельзя за это упрекать. Возможно, ложь для них — единственная защита от недружественного мира. Я ведь не расспрашивал тебя о твоем прошлом?

— Нет, но…

— И снова замолчи. Не расспрашивал. Кое-что ты сообщила сама, но все равно я пару раз затыкал тебе рот, когда у тебя начинался приступ губительного автобиографизма. Гвен, я женился на тебе не из-за твоих денег, не из-за твоего происхождения, не из-за твоих мозгов, даже не из-за твоих талантов в постели.

— Даже не из-за последнего? Ты почти ничего мне не оставил.

— Ну нет, я очень даже ценю твои умения в позиции лежа и твой энтузиазм. Но опытные плясуньи на матрасе — не такая уж редкость. Взять, к примеру, Ся. Полагаю, опыта у нее не меньше, чем желания.

— Опыта у нее, вероятно, вдвое больше моего — чего нельзя сказать о желании.

— Ты прекрасно справляешься, когда отдохнешь. Но не отвлекай меня. Хочешь знать, почему ты такая особенная?

— Да! Ну… наверное. Если тут нет никакого подвоха.

— Нет. Возлюбленная моя, твое уникальное и особенное свойство заключается в следующем: когда я рядом с тобой, я счастлив.

— Ричард!

— Хватит рыдать. Терпеть не могу женщин, которым приходится слизывать слезы с верхней губы.

— Грубиян. Я буду плакать, когда захочу, черт побери… и сейчас мне это нужно. Ричард, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, обезьянка моя. Я только хотел сказать, что если твои три короба вранья готовы развалиться, не стоит мастерить новые и заверять, что наконец-то ты говоришь правду, всю правду, ничего, кроме правды. Забудь. Может, старые короба давно обветшали, но мне все равно. Я не собираюсь искать логические дыры или несообразности: мне и вправду все равно. Я просто хочу жить с тобой, держать тебя за руку и слышать, как ты храпишь.