Мишель Демют - Планета семи масок

— Если он не военный преступник.

— Она была всего лишь машиной.

— Приманкой, — уточнил Корсон.

— Мне очень жаль. Я сделаю для вас все, что пожелаете. Я буду вашей любовницей, Джордж Кореш, если захотите.

— Не так это просто.

Он вспомнил слова Сида: «Не надо на нас за эго сердиться».

И Сид исчез. Он знал, что будет вычеркнут, и пожалел Корсона.

— Никто не умирает, — сказал Корсон, — может быть, я найду ее в другой жизни.

— Может быть, — тихо отозвалась Флория.

Корсон шагнул в море.

— У меня ничего не осталось. Ни друзей, ни любви. Моя вселенная исчезла шесть тысяч лет назад. А меня просто-напросто обманули.

— У вас еще есть выбор. Можете все зачеркнуть, начать с нуля. Но помните, что на «Архимеде» вы погибнете.

— Выбор? — пробормотал Корсон. Он услышал ее удаляющиеся шаги, обернулся и увидел, что она разгребает песок в том уголке пляжа, где еще сохранился след от ее тела. Когда она вернулась, то держала в руках отливающую опалом капсулу величиной с голубиное яйцо.

— Вам остается сделать еще одну вещь, чтобы навсегда остаться с нами. Дикие гиппроны не способны перемещаться во времени так же, как первобытный человек не сумел бы пользоваться компьютером. В лучшем случае им удается прыгнуть на несколько секунд. В этой капсуле — стимулятор, который в миллиарды раз усиливает эту зачаточную способность. Когда понадобится, вы сами распорядитесь им, Корсон. Доза тщательно рассчитана. Появление капсулы в прошлом не повлечет значительного изменения. Погрешность в моменте вашего собственного появления невелика, мы учтем ее. Когда гиппрон делает прыжок во времени, он увлекает за собой часть пространства. Теперь вы знаете все. Вам решать, Джордж Корсон.

Он понял.

…Последнее, что осталось сделать. Закрыть за собой дверь. Протянуть самому себе руку через пропасть в шесть тысяч лет.

— Благодарю вас, — сказал Корсон, — Я подумаю.

Он взял капсулу и пошел к своему гиппрону.

Корсон прыгнул более чем на шесть тысяч лет назад и нашел нужную точку в пространстве и времени.

Гиппрон синхронизировался. Какое-то время планета вращалась вокруг Корсона, пока ему не удалось стабилизировать полет. Он выбрал сильно вытянутую орбиту, такую же, какую занял бы военный корабль, старающийся незаметно приблизиться к планете, остаться по соседству с ней как можно меньше времени и сбросить груз в наиболее благоприятных условиях.

Корсон ждал и думал. У него перед глазами простиралась вся Вселенная, а он почти ничего в ней не видел. Вселенная была колодцем, и каждый человеческий (и не только человеческий) взгляд пробивал в ней другой, более узкий колодец. И все они переплетались, но не смешивались и вели к поверхности Вселенной, где наконец-то сливались воедино — в Эргистаэле… Каждая точка Вселенной, сказал Сид, имеет свою собственную экологическую вселенную. Для данного наблюдателя. Для данного актера. Каждый пытается прочесть линию своей судьбы на стенках колодца. Каждый, если может, старается изменить ее к лучшему. Тот, кто роет свой колодец, не познав самого себя, рушит колодец соседа. Но только не в Эргистаэле. Не на поверхности Вселенной. Для богов Эргистаэла экологическая вселенная слилась с космосом. Им приходилось учитывать все. И всех.

Внизу урианские локаторы прочесывали небо — страхи еще одного отрезка перепутавшейся истории. Но масса гиппрона и его всадника вместе взятых была слишком мала, чтобы батареи засекли их и открыли огонь.

Корсон колебался. Он мог закрыть за собой дверь и тогда наверняка погибнет при взрыве корабля. Или окажется на поверхности Урии вдвоем с Бестией и умрет позже или угодит в лапы к урианам. Немногие пленники возвращались с Урии. И ни один не вернулся невредимым. Корсон мог предоставить лейтенанту Джорджу Корсону, специалисту по Бестиям, почти ничего о них не знающему, пройти до конца предначертанный ему путь. Тогда он, Корсон — путешественник во времени, исчезнет. Стоило ли ради этого обрекать другого Корсона на все пройденные им испытания и одиночество? А что решил бы другой Корсон, завершив свои странствия? Но он-то и есть этот Корсон…

Так стоило ли все таких усилий? Ночь и ужас в лесу, плачущая Бестия, Флория ван Нейль, которая знала, что он нападет на нее… Или она действительно не имела понятия о том, что случится за этим отрезком времени в несколько секунд, где будущее было для нее свершившимся фактом? Диото, обреченный город, растерянное блуждание по вертикальным улицам. Антонелла, которая, казалось, возникла из ниоткуда — а так оно на самом деле и было. Веран и плен. Дом мертвых женщин посреди трав на незнакомой планете. Эргистаэл, кипящий котел войны, где даже смерть была всего лишь коротким перемирием. Интриги, заговоры, глупая возня воинственных фанатиков, разрывающая ткань времени…

Допустим, он ничего не сделает. Уйдет. Бестия будет доставлена по назначению. Выживет, в этом сомневаться не приходится. И произведет потомство. Со временем Земля выиграет войну с Урией. Залижет раны. Расширит свою империю. Силой оружия или хитростью будет держать в руках образовавшуюся конфедерацию. Возникнут смуты, начнутся новые войны…

Он вдруг понял одну вещь. Это старая история. История шеститысячелетней давности, извлеченная на свет. В будущем, где он побывал, война между Солнечной Державой и князьями Урии была забыта и похоронена. В этой войне никто не одержал победы, в сущности, обе стороны проиграли. И как бы он ни поступил, случится именно так. Для него это давно перестало быть важным. Он больше не был лейтенантом Корсоном с «Архимеда», которого заботили исход войны да собственная шкура.

Он стал кем-то другим. Ушел слишком далеко.

Корсон поднял глаза к звездам. Золотые песчинки на стенках колодца. Их было больше, чем тех, что сияли в небе Земли. Через шесть тысяч лет они останутся почти такими же. Каждая была загадкой, парадоксом, частицей истории. Для лейтенанта Корсона они были лишь безразличными огоньками. Нынешнему Корсону они казались ступенями лестницы, приставленной к стене времени.

Он мог дать лейтенанту Корсону дожить то короткое время, которое ему еще оставалось, и исчезнуть. С ним исчезнет и горечь. Это будет самое великолепное самоубийство. Но другой Корсон за черной обшивкой корабля не хотел умирать.

А разве я и он — не одно? — спросил себя Корсон. И ему подумалось, что Флория действительно сказала лишь половину правды. Война и была, может, результатом разрыва в единстве всех вероятностей богов Эргистаэла. Но почему богов ? Почему их должно быть много? Не существовало ли точки, ще все бога Эргистаэла являлись вероятностями одного? И не одолела ли этого единственного однажды скука, и не решил ли он разбросать в океане забвения свои лики, быть каждым человеком и всеми людьми, каждым существом и всеми существами? Скалой и стеклом, звездой и волной, пространством и временем?..