Мишель Демют - Планета семи масок

— Дитя природы. Я бы никогда не смог так заснуть, — он хлопнул Харгреба по плечу. — Оставайся, новый колонист. Я вернусь с остальными еще до того, как у тебя поседеет борода, а вокруг будет носиться дюжина ребятишек!

— Мне очень этого хочется, Свей.

Молодой человек пошел прочь, обернулся и крикнул:

— Счастливо… отец.

Доставив этим Харгребу огромное удовольствие.

Харгреб еще долго вглядывался в ночь, потом сел рядом с Криилье, и стал смотреть, как спокойно и ровно вздымается ее грудь.

…Пронесся горячий вихрь, хлопнул воздух. Темная масса на мгновение закрыла звезды. Затем со свистом исчезла.

Молодая женщина не проснулась, только вздохнула во сне.

Утром пошел проливной дождь, а после целых две недели светило солнце. Дождь пошел снова только в начале лета, вслед за ним прилетели морские птицы, плескавшиеся на воде с пронзительными криками.

Следующий год был жарким, а весна восхитительной.

Другие годы были такими же.

Причал уходил далеко в море, к маленькому скалистому островку, куда слетались, похоже, все птицы планеты.

Старик ловил рыбу, рядом с ним сидела девушка. По воде пробегали огненные отблески, иногда скрывая серебряный поплавок, покачивавшийся на волнах.

Начиналось лето, и оно обещало быть жарким.

Девушка вскочила на ноги. Ей давно наскучило сидеть на месте и вглядываться в горизонт и серые камни острова, как бы притягивающие птиц. Она медленно побрела к берегу, радуясь теплому дереву под босыми ступнями, и вдруг замерла — над океаном возник белый шлейф пара.

— Кресс! Кресс!

Она бегом вернулась к рыбаку.

Но когда тот наконец поднял голову, в воздухе осталась лишь тающая белая полоска.

— Честное слово, — воскликнула девушка, — это было похоже на волчок с дымом!

Старик снова забросил удочки и усмехнулся.

— Может, это был звездолет. Уже давно нас никто не навещал.

Он вдруг замолчал и уставился на девушку странным цепким взглядом. Потом встал, собрал удочки и уложил снасти в корзину. Солнце уходило за горизонт. Птицы на островке казались бело-розовой пеной.

И в этот момент у причала появился незнакомец. Девушка вздрогнула и схватила старика за руку.

— Кресс! Смотри!

На незнакомце был черный комбинезон. Только на груди белел квадратик с непонятными символами.

— Ты права, — пробормотал Кресс. — Он явился из далеких миров.

Старик с девушкой подошли ближе и остановились в нескольких шагах. Человек был еще молод, хотя в уголках рта лучились морщинки, а в волосах проглядывали седые пряди.

Человек поставил на землю небольшой чемоданчик и вымученно улыбнулся.

— Простите меня.

— За что? — удивился Кресс.

— Мне показалось, я знаю вас и эту девушку…

— Здесь нет ничего обидного.

Кресс собрался идти домой. Он взял девушку за руку — рука дрожала.

— Пойдемте с нами в город. Совет будет рад узнать о вашем прибытии.

Незнакомец покачал головой.

— Нет… Нет, я не могу остаться. Мне хотелось бы спросить… Вы когда-нибудь знали человека по имени Харгреб?

Кресс ждал. Он пытался заглянуть в глаза незнакомца, но тот старательно отводил взгляд, словно был чем-то опечален и измучен…

— А Криилье? Это имя вам ничего не говорит?

Кресс не ответил сразу. Он поставил корзинку на землю и спросил:

— Вы Свей?

— Да.

— Тот, кого звали Харгребом, умер.

— Умер? Почему?

— От старости. Я был совсем юным, когда вы улетели. Харгреб ждал вас… Он все время вспоминал битву у Опикуса, которую должны были выиграть люди… Ее выиграли?

На лице Свея мелькнуло удивление. Потом на нем осталась только печаль.

— Нет, там мало что изменилось, — пробормотал он. — У вас прошло много времени, а у нас… Мы едва успели отвоевать несколько миров.

Кресс опустил голову. Глаза человека его уже не интересовали.

— А Криилье… Что стало с Криилье?

— Она… тоже умерла.

— Правда? Вы не лжете мне?

— Нет. Зачем? Криилье погибла в тот день, когда чужаки сожгли деревню.

Свей молча кивнул. Теперь он смотрел на океан, на багровый закат. Потом его глаза остановились на девушке, и он улыбнулся.

Свей чего-то ждал, в нем бродило какое-то неясное желание. Старик больше ничего не говорил. Просто наклонился и поднял корзинку.

— Харгреб, наверно, часто приходил сюда?

— Зачем вам знать об этом? Зачем задавать вопросы после стольких лет?

В глазах старика сверкнул гнев. Свей даже отступил на шаг.

— Вы думаете, у вас есть какое-то право на этот мир?

Вам нравится возвращаться сюда, когда вы устаете от войны? Время для нас и для вас течет по-разному. Приходя, вы будете испытывать лишь печаль. Поверьте мне, юноша, и возвращайтесь к своим битвам.

Свей кивнул, протянул было руку, потом, не окончив жеста, повернулся и пошел прочь.

Кресс долго стоял, глядя ему вслед.

Он думал о стоящей рядом девушке, о том, что мог бы сказать гостю. Но он знал, что время быстро заглушит упреки совести.

— Пошли, — сказал он наконец. — Мы опоздаем домой.

Но девушка не двигалась. Она смотрела на небо, в котором таяла белая полоса.

— Он улетел, — добавил Кресс.

В сердце его осталась грусть. Он сам не знал, правильно ли поступил.

— Почему он спрашивал о матери?

Кресс положил руку на плечо девушки и промолчал. Неужели сомнение запало и ей в душу? Почувствовала ли она что-то, какую-то особую связь со звездолетчиком? Он нахмурился. Все давно умерло.

— Пошли.

И побрел в сторону города. Девушка постояла немного и побежала вслед за ним.

Сегодня я опять видела ту Другую. Она стояла под окном, размахивала своими длиннющими руками и говорила, говорила. Губы ее непрерывно двигались, но ничего не было слышно. Конечно, разве услышишь что-нибудь через окно? А потом она уперлась в стекло всеми своими руками и стала давить. Я испугалась, нажала кнопку, ставни захлопнулись. А ведь я знаю, что она все равно не сможет войти. Никто не сможет.

Отец рассказывал, что когда-то, давным-давно, стекла в окнах можно было разбить. Не могу в это поверить, но отцу лучше знать. Он говорил: нам очень повезло, что пузыри пришли сейчас, потому что появись они в прежние времена, все погибли бы. Дома тогда были совсем не такие, и не было слуг. Никому не удалось бы спастись от пузырей.

Это отец сказал мне, что я должна обо всем написать, когда вырасту большая. Он говорил: «Надо писать для тех, кто будет жить после нас». Ведь когда-нибудь люди найдут средство против пузырей, и все снова станет как прежде. Отец говорил мне: «Люди должны узнать, что было с нами, когда пришли пузыри. Поэтому ты должна обо всем написать, Моника, когда вырастешь большая, когда меня не станет». Наверное, отец не думал, что его не станет так рано. О, если бы только он не вышел на улицу, если бы не вышел!