Сергей Буянов - Культура прокариотов

— Ты дурак, Алексей Исаевич! — сказал незнакомец у самой двери кабинета. Мужичок, соглашаясь, кивнул. «И жмот», — добавил он мысленно.

— И уродился болваном, и подохнешь идиотом! — продолжал разоряться неизвестный.

— Я виноват. Согласен! — с надрывом сказал Пригожин. Поучения младшего по званию изрядно потрепали ему нервы. Противиться он не мог — не имел права, согласно инстинкту самосохранения. Алексей Исаевич сам имел в подчинении парочку церберов, которых спускал на провинившихся сотрудников. Разумеется, он не прощал никому сопротивления своим слугам. А теперь сам попал под раздачу. Генерал выпустил его под «честное слово» и, вот, решил оторваться через Петрушку. Со временем всё устаканится, а пока нужно терпеть.

Алексей Исаевич весь поджался, заглянул в глаза «цербера» снизу вверх. Для этого Пригожину пришлось поджать колени, но цели своей он достиг. Молодой хам снисходительно посмотрел на Пригожина. Простил, значит.

— Я думаю, — сказал Пригожин, вынимая из кармана синих рабочих брюк связку ключей.

— Ты ещё и думать умеешь? — скривил губы двадцатилетний пацан.

— Стараемся… — с придыханием произнёс Пригожин. И в выдохе его почти прозвучало «ваше благородие».

— Старайся, тужься! Да только не обосрись! Ха-ха-га! — зелёный наглец шлёпнул по руке Пригожина, собирающегося открыть свой кабинет. — Не хочу даже заходить в твою помойку!

Пригожин улыбнулся, склонив голову. Помойка в его кабинете образовалась благодаря этому самому инспектору, присланному генералом. Алексей Исаевич морщился и кривился, когда заходил в свой кабинет, но, учитывая специфику работы в условиях инспекции, он не доверял ключей уборщице. Приходилось терпеть и это. Пригожин знал, ещё немного продержаться, и он будет в дамках. Терпение всегда вознаграждается — закон жизни!

— Пошли в цех потолкуем, там чище, чем у тебя! — предложил эксперт. Молодого человека таковым считали все подчинённые Пригожина. Кто ещё мог орать на Алексея Исаевича в Пастухово?

Мужичок в кабинете начальника бесшумно перевёл дух. Пронесло! Обтерев пот со лба и шеи, он посмотрел на стол Пригожина прощальным взглядом и потихоньку повернул замок.

В коридоре послышались шаги. Звякнуло ведро. Через некоторое время всё стихло.

— Сучка, — выругался мужичок, не раскрывая рта. — Пригожина уже чмырят вовсю, а она всё жопу лижет дорогому Алексею Исаевичу!

Не дождавшись возвращения уборщицы из туалета, мужичок присел за стол начальника. Продолжая ворчать на паршивую овечку Вальку, которая утром лижет пол в конторе, а вечером щиплет капусту в гостиничном киоске, он, сам того не желая, принялся рыться в столе Пригожина. Открыл верхний ящик, улыбнулся. Здесь лежала пачка «примы» — дешёвыми сигаретами Пригожин угощал работяг. Мужичок вынул одну, закурил. Спешить ему было некуда. Пригожин проторчит в цеху не меньше получаса, а дура Валька успеет выдраить пол в коридоре. Он продолжал курить, с отвращением выпуская дым. Знал, что противно от похмелья, а вообще курить очень даже неплохо, особенно когда в лёгких больше десяти часов не было ни капли никотина. Зажмурив глаз от едкого дыма, мужичок продолжал выдвигать ящики письменного стола. Откуда только Пригожин припёр такой большой секретер? Он не знал что такое секретер, но слово нравилось. Было в нём что-то говорящее о секретах начальства.

К бумагам Пригожина мужичок относился как к действительным секретам. Он старался класть их обратно в том же порядке, что и вытаскивал.

Увлёкшись ревизией начальнических документов, он не заметил, как отворилась дверь. Застыв в полусогнутом состоянии, одной рукой в нижнем ящике стола, мужичок поднял голову.

Перед ним еле стоял, держась обеими руками за стол, человек в грязной камуфляжной форме. На его правом плече висел укороченный АКС.

— Ты и есть, и-ик, П-Пригожин? — спросил пьяный в дупель человек.

— Не похож? — спросил мужичок. Его страх испарился вместе с парами перегара от вошедшего. Этот не из ментов, а просто пьянь. Мало ли сейчас небритых алкашей с автоматами бродит по стране?

— А вы мне, так все на одну рожу! — улыбнулся счастливый пьяница.

— Тебе-то что нужно?

— Пакет прими, и-ик!

— Давай!

— Какой шустрый, а?! — пьяный оборотился, словно спрашивал у воображаемой публики.

— Ты чего пришёл-то? — спросил мужик. По опыту он знал, в таком благодушном состоянии третьего дня беспрерывной пьянки вряд ли захочется махать кулаками.

— Т-точно! Вот тут распишись, ик! И вот тут! И тут!

Мужичок без труда поставил закорючку, едва ли похожую на подпись Пригожина.

— О-от! Забирай! — небритый сунул в руку мужичку нестандартный конверт. — Выпить не предлагаешь государственному человеку?

— Где ж, взять-то? На работе.

— Говорили, что ты жлоб, это точ-чно! — фельдъегерь махнул рукой, подчёркивая своё мнение. После чего довольно-таки быстро ушёл.

Первым делом мужичок затворил замок. Затем осмотрел штемпель. Похожий на почтовый, но бледно-красный с неразборчивыми буковками. Вот удача!

— Полжизни, Исаич, отдашь за эту бумагу, — мужичок впихнул компру за пазуху. Большой конверт никак не хотел влезать во внутренний карман спецовки. Мужичок попытался скрутить его в трубочку, но внутри оказалось что-то, совсем негнущееся. Выматерившись вполголоса, он сунул конверт в левый рукав. К этому времени уборщица протопала мимо кабинета. Хлопнула дверь в туалете. Мужичок засуетился: задвинул ящики стола, обронил пепел, смахнул его рукавом на пол, протёр сухой половой тряпкой ручки всех тумбочек, а также входной двери. После этого мужичок отворил замок и выскочил в коридор. Поскользнувшись на сыром полу, он растянулся и громко выругался. В это время открылась дверь в туалете, вышла уборщица с полным ведром воды.

— Чего шастаешь с утра пораньше?

— Залила пол! Шваркнешься, дак мозгов не соберёшь.

— Сёма! Где ж у тебя мозги-то? — грузная женщина хихикнула. Её складчатый подбородок затрясся, вслед за ним завибрировала мощная грудь, закачался свисающий живот.

— Сроду не найдёшь! — сказал Семён, сев на корточки.

— Чего припёрся-то? — Валентина не слышала, чтобы на станции случилась авария. — С утра в долг не даю, сам знаешь.

— А если чуть-чуть, — Семён прижал ладонь к сердцу. — Может, спасёшь, а?

— Иди, иди! — она, шутя, замахнулась шваброй. — Да подымайся же!

— Нет в тебе души, Валя, — вздохнул Семён, встав на ноги. — В большом человеке всего должно быть много, а ты недобрая, — ворчал он по привычке.

— Иди, иди, пока я добрая!

— Добрая, — пробурчал мужичок, убираясь вон. На крыльце он ухмыльнулся. Овца она и есть овца — ничего не поняла! Хотя, в поросячьих глазёнках Вальки с синей поволокой всё же было какое-то сочувствие. Но язык её поганый молотил про другое. Семён махнул рукой и отправился на поиски собутыльников.