Стивен Барнс - Обман на Орд Цестусе

— Ещё потери?

— Капитан А-девять-восемь, Нейт, отсутствует, предположительно убит.

Это был тяжелый удар. Странно. Сотни тысяч клонов, все выращены из одной ткани. Но весть именно об этом конкретном бойце причинила ему особую боль, и он не был полностью уверен, почему.

Шиика Тулл очень, очень хорошо убедилась, что сумела сбросить преследователей, прежде чем лететь дальше. Она направлялась на юг коммерческим воздушным коридором, а затем ускользнула и несколько раз сменила курс, чтобы быть абсолютно уверенной, что за «Кружащим драконом» не следят.

Удостоверившись, она пролетела зигзагами 200 километров к цепи коричневых холмов в 180 кликах к востоку от гор Дашта. Река несла талые воды от заснеженного пика Ял-Ной на север, поэтому холмы были зеленее, чем большинство поверхности Цестуса, радуя глаз даже на расстоянии. Всё же водоснабжение было скорее сносным, чем щедрым, и местность была относительно мало населена.

Их называли холмами Зантай. Шиика Тулл называла их домом. Шиика направилась к земле и облегченно вздохнула, когда двигатели замедлились и остановились.

Вначале не было никаких признаков жилья. Затем из одного из металлических зданий появился кси'тинг в коричневом одеянии. Когда Шиика Тулл свела Джанготата по трапу, он встретил её, обычная приветственная улыбка стала слабой и натянутой.

— Брат Фейт, — сказала она.

— Шиика, — ответил он. Его фасеточные глаза особенно внимательно оглядели обгоревшее обмундирование, и выражение его лица стало еще несчастнее.

— Привозить сюда этого солдата опасно.

Шиика обхватила талию Джанготата.

— Он пострадал из-за нас. Помоги ему, брат Фейт. Пожалуйста.

Старый седой кси'тинг осмотрел рану, потерев опаленную ткань между пальцами.

— Бластер?

— Какая разница? — торопила она. — Помоги ему!

Брат Фейт долго, медленно выдохнул. Его изумрудные глаза были полны жалости.

— Ради тебя, дитя мое, — сказал он, а затем, повысив голос, позвал остальных. Появилось сначала несколько людей, потом больше — они вышли из убежищ и, улыбаясь, приблизились.

Откуда-то выскочили трое детей и понеслись к ней с криком «Шиика!», вцепившись в ее кожаные юбки.

— Тарл! — воскликнула она, обнимая мальчика. — Тоноте, — девочку. — Где Митейл? — Самый младший немного попятился, но она подхватила его на руки и поцеловала копну его непослушных рыжих волос. — Как вы поживаете? — спросила она. Крепко обнимая и целуя их, она наблюдала краем глаза, как Джанготата унесли несколько кси'тинг в темных плащах.

— Кто этот человек? — спросил Митейл, самый младший.

— Друг, — ответила она, а затем взъерошила им волосы. — Друг. А теперь расскажите мне обо всём, что случилось на прошлой неделе.

Застонав от боли, Джанготат заставил себя проснуться. Внутри всё болело, и он встревожился. Так чувствуешь себя, когда умираешь?

Он попробовал открыть глаза. Он почувствовал, как поднялись веки, но ничего не видел. Охватившая всё тело боль, да ещё слепота запустили неожиданную и весьма нежеланную волну паники. Он приподнялся, почувствовав, как рвется кожа на талии. От боли с его губ сорвалось проклятие, и он вытянул руки, пытаясь определить размер своей…

Тюрьмы?

— Сейчас, сейчас, успокойтесь, — послышался приятный голос мужчины-кси'тинг. — Всё в порядке. Вам необходимо отдыхать.

Ровным счетом ничего в этом голосе не вызывало угрозы, но Джанготат не смог сдержать свою реакцию. Опасность вспыхнула во всей его нервной системе, как будто запустилось одновременно каждое ощущение. И еще…

И еще…

Его сознание понимало, что опасности нет. Престранный парадокс: нахлынувшая боль и чувство опасности одновременно с ощущением мира, и это было как-то запутанно.

— Что… что вы делаете? — он задохнулся, встревоженный собственной слабостью, когда кто-то осторожно взял его руки. Нежно, возможно. Ему захотелось остаться в этих уютных, надежных руках и найти мир и облегчение. Захотелось так резко, что сама глубина его желания испугала его. — Стойте. Я должен…

— Вы должны исцелиться, — произнес голос поблизости.

Это был кси'тинг в плаще, который встречал Шиику у корабля. Да. Корабль. Он знал это существо. Где же Джанготат видел его раньше…?

— Кто вы?

— Зовите меня братом Фейтом, — ответил он.

— Где… Шиика? — выдохнул Джанготат.

— Со своими детьми, — ответил кси'тинг. Комнату наполнил шум других голосов.

— Её … детьми?

— Да. Её дом здесь, среди нас.

— Здесь жил её муж?

— Да. — Брат Фейт остановился. — Перед тем, как она ушла в последний раз, она попросила нас позаботиться о её детях. Полагаю, она подозревала, что ей грозит опасность. — Голос снова остановился. — Кажется, она была права.

— Да. Но это было… доброе дело.

— Да, — сказал голос. — Как всегда.

— Я должен идти, — прохрипел Джанготат. — Или хотя бы сообщить.

— Еще нет. Вы прервете лечебный процесс. Вы могли умереть.

— Первая обязанность солдата — защитить безопасность всего. Мы живем несколько дней, ВАР живет вечно… — Казалось, слова произносятся без участия ума, и в этом автоматическом состоянии он на мгновение казался старым твердым камнем. Затем его силы иссякли, и он снова ослабел.

— Вечно? — усмехнулся брат Фейт. — Вы не проживете и часа, если не успокоитесь и не позволите мне заняться этой раной.

Джанготат застонал. Затем к его носу прижали что-то мятное и прохладное, и он провалился в сон.

При обычных обстоятельствах Джанготат помнил свои сны только, когда изучал во сне огромное количество тактических данных. Ещё события во внешнем мире могли бы запустить память о паре странных снов. Кроме этого, ничего.

Но с другой стороны он провел всю свою жизнь, окруженный солдатами и инструментами для войны. Это место было иным. Всё было новым и неизвестным. Здесь, в этом чужом месте, тьма кишела странными образами: местами, где он никогда не был, людьми, которых он никогда не видел. Всё было таким странным, и даже во сне он, казалось, понимает эту странность.

Дважды… возможно, трижды он поднялся к поверхности своего ума, как пробка в чернильном море. Он ничего не видел, но однажды почувствовал что-то — как будто на его груди лежит нечто тяжелое и продолговатое. Когда он пошевелился, оно соскользнуло, а сознание снова ускользнуло от него.

Джанготат проснулся на рассвете и вновь почувствовал на груди сырую, плоскую тяжесть. На этот раз его кожа больше не чувствовала нежности. Это было более глубокое чувство, если это вообще было чувством, словно все ощущения пропускались через какой-то тонкий фильтр.

Но тяжесть была там. Теперь он перемещал руку гораздо медленнее, по сантиметру за один раз.