Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

Больше всего, среди этого довольно-таки разнообразного религиозного воззрения землян, мне понравился сикхизм. Вероятно, потому как в этой вере бог вновь разделялся надвое. И рассматривался с двух сторон, как первооснова мира — Ниргун и Саргун, бог внутри каждого человека. Считалось, что бог в процессе создания выразил себя, как Саргун в природе. Поэтому после смерти человека его душа возвращалась в природу, к богу. И тем, такое воззрение землян, словно обещало для меня встречу с Линой. Пусть бы даже после моей смерти.

Дорога, по которой я двигался, прижимая обдуваемые прохладным ветром уши к воротнику демисезонной синей куртке, шла в направлении небольшой горной реки. И если в поселке она была асфальтирована, то сразу за чертой населенного пункта переходила в грунтовку. Сейчас дорога делал крутой поворот, и взбиралась на небольшой пригорок, словно разломив надвое достаточно выровненную часть местности, лежащую по правую сторону, от довольно-таки овражистой левой.

Несмотря, на ощутимое присутствие людей, проложенную ими дорогу, линию электропередач, здесь ощущались остатки первозданности природы. Потому мощные деревья тополей захватывали не просто овраг, но и подступы к нему, скрывая в таких лесках дикие плодовые деревья, клен, ольху и расхлябанные кусты боярышника, калины, орешника. А земля покрытая ковром пожухлой, серо-коричневой, опавшей листвы, перемежевалась лежащими ветками, мощными стволами деревьев, и вовсе огромными валунами с чуть зеленеющими мшистыми боками.

Взобравшись на пригорок, я замер на нем всего на чуть-чуть, отметив впереди его более крутой спуск. Дорога, слегка изгибаясь вправо, с тем вроде направляла свой путь к раскинувшейся в низине небольшой базе отдыха, где всего-то и просматривалось, что пять-шесть одноэтажных домов, да пригороженный неширокий участок земли с пасущимися лошадьми, освобожденный от лесного массива. Я лишь кинул торопливый взгляд на расположенный по направлению грунтовки клочок цивилизации, и тотчас склонив голову, прижался левым ухом к поднятому воротнику куртки, шагнув вперед.

А минутой спустя, услышал позади себя скрипящий звук тормозов.

Мне, кажется, я едва успел оглянуться, осознать, что на меня летит на огромной скорости черная девятка. Несмотря на мгновенность происходящего я успел испугаться, ощутить леденящий холод внутри груди, и сделал несколько шагов назад. А потом зачем-то закрыл глаза.

Удар, по-видимому, был очень сильным. Впрочем, я это не понял. Я всего-навсего, что и отметил, точнее, ощутил так это касание переднего бампера автомобиля о мой левый бок, и мощный толчок, который, так-таки, подкинул меня вверх.

И в тот миг я открыл глаза и увидел пузырчатые дымчатые облака, как-то и вовсе ежесекундно перешедшие в сине-фиолетовый фон, на котором моментально загорелись волокнистые струи голубого, оранжевого, зеленого цветов, напомнившие мне новогоднюю мишуру. Вырезанная из разноцветной фольги она внезапно заискрилась декорирующими ее мельчайшими снежинками, звездочками, колечками и схожей с напылением изморозью. Весь этот декор столь насыщенно заиграл красками, переливами струй и темными отблесками, окутывающими его со всех сторон. И как-то махом развернул перед моим наблюдением бесконечные просторы Млечного Пути, выступившего всей массой звездных скоплений, множественностью замкнутых или вытянутых разнообразных по цвету и структуре облаков.

И вся эта мешанина цвета, сияния, форм также быстротечно свернулась в спиральные рукава, расположившись объемными такими колесами…

Не просто четырьмя, пятью, а, кажется, их бесчисленным количеством, которые мгновенно закрутились, точно лопасти вентилятора и единым порывом втянули меня в свои бескрайние просторы завертев уже меня, как крошечный нейрон, личность, душу… Или все-таки мысль.

Наверно, я на какой-то срок потерял ощущение себя как человека, превратившись только в крошечный нейрон. Впрочем, когда я вновь стал ощущать себя самим собой и стал опять мыслить, увидел впереди слегка колеблющуюся воду, в которой словно в зеркале отражались растущие по берегам с обеих сторон пальмы. Они располагались как по самому краю берега реки, так и внутри лесного массива, высокие, стройные со светло-коричневыми кольчатыми стволами и широкими ярко зелеными перисто-рассечеными листьями, поместившимися в кроне. Возле береговой линии и точно замершей в своем движение реки росли какие-то высоченные папоротники, кусты с лентообразными, кожистыми листьями, порой свешивающие концы листьев в воду. И если тут возле воды почву покрывали насыщенно изумрудные подушки мхов, то там, в глубинах леса, не просматривалось даже малой части земли. Казалось, в пространстве какого-то тропического леса все было замкнуто мощными стволами деревьев, разросшегося кустарника, папоротника, лиан, создав непроходимые чащи. Раскатистые голоса животных, окрики птиц, гудение насекомых наполняли саму местность жизнью, а льющийся с небес, здесь по течению реки выступающего тонкой голубой полосой, солнечный свет, придавал мягкости и теплоты этому краю.

Легкий ветерок едва оглаживал мое лицо и приносил на себе насыщенный аромат речной воды, смешанный с каким-то приятным, нежным ароматом, включающим в себя сладость распустившегося цветка и пряность горько-миндального, терпкого вкуса. Поэтому я, толком даже не оглядев ту речную местность, мгновенно понял, что вновь переместился в тело Лины. Не просто в виде мельчайшего нейрона, а полноценно ее заместив в нем.

Что и говорить, но данное мое перемещение вызвало двойственность чувств. Радость, что я соприкоснулся с моей любимой и страх, что могу ей навредить. Напрочь погасив беспокойство за собственную жизнь, точно я забыл, что на самом деле предшествовало тому перемещению, там на Земле.

Сейчас я, ощутив тело любимой, чуть повел взглядом, сообразив, что сижу на плетеном низком кресле, точнее лежаке, так как ноги мои покоились именно на удлиненной его части, прикрытые до талии темно-синим пледом.

— Линочка, здравствуй! Я так тебя люблю, — прошептал я, не то, чтобы надеясь, что меня услышат, просто не в силах молчать. И вскинув правую руку вверх, прикоснулся губами к тыльной стороне ладони моей любимой. Пусть и не своими, лишь ее губами, но все же поцеловав, выразив радость по поводу нашей встречи. И, похоже, впервые за весь срок моей жизни, страданий по Лине, ощущая примолкшую во мне тоску, одиночество и словно вспять нее возродившуюся полноту жизни.

— Дорогая, — услышал я позади низкий с бархатистостью голос. И обернувшись, увидел бабушку Виклины, ту самую которую первой встретил на Радуге. Отметив в ней живость, подтянутость фигуры, столь отличной от моей бабушки. Впрочем, сейчас в щелевидных, близкорасположенных насыщенно голубых глазах Сини мелькнуло беспокойство, а тонкие розовые губы приметно дрогнули. Мне, кажется, и ее соломенные недлинные волосы, передние пряди которых доходили до ключиц, а рваные кончики создавали впечатление небрежности потеряли привычную им стильность прически боб. Да и одежда на Сини в виде голубых клешеных брюк и облегающей зеленой, трикотажной футболки с длинным рукавом, подобной той, что находилась на Лине, все выдавало в ней волнение, плохо скрываемую тревогу.