Юрий Леляков - Четыре круга судьбы

— Так это… — поражённо прервал его Минакри. — И мне про ту «камеру»…

— Да, и тебе про «камеру с горячим полом» сказали, чтоб на этом опозорился! С перепугу где-то сказал — и тебе больше не верят! Хочешь рассказать о серьёзном преступлении — а над тобой смеются… И умеют же так хитро придумать — чтобы был опозорен на веки вечные! А взрослые думают: игра…

— А смертельный диагноз? — ещё более поразился Минакри. — Это… взрослые «пошутить» не могли?

— Не знаю! Они же вырастают из таких детей! Могли и — на вопросе жизни и смерти… А потом — докажи, что шутка…

— А у меня… — тоже поражённо начал Гламиар. — Нет, давай уж свою историю…

— …Я и начал говорить: почему порядочные дети — должны терпеть такое? Воспитывайте своих — людьми!.. Так — в очередном гарнизоне куда-то вызывали, стали «прорабатывать», объяснять что-то… жаргоном, как думают, что так говорят дети! Буквально ничего не понял… А потом, после очередной школьной драки — не выдержал, сбежал! Решил жить в развалинах, как отшельник! Так и там нашли, и снова: чего тебе не хватает дома, за тебя же волнуются родители… А я только мог ответить: ну, уймите своих выродков! И тоже, сразу: они — «народ», а я — «не народ»! А почему я обязан жить среди таких? Калечат друг друга — а там и обезболивания на всех не хватает, и раны зашивают чем попало! Такой у них медпункт… Но сказал это — и окружён всеобщим презрением: и детей, и взрослых! Тоже: признавал их право издеваться над собой — хороший; а вступился за себя — уже оскорбил страну, народ, армию! А представьте: жить там — как предатель, которого ненавидят! И даже когда поймали, вырезали на теле нецензурное слово — никакого сочувствия! Нельзя и договориться тайно, чтоб убрали — да и как? Вот этим тупым скальпелем, с водкой для обезболивания? А чего ещё достоин «предатель»?

— Что, правда? — снова будто выдохнула Фиар.

— Нет, сейчас… нет, — Итагаро провёл рукой по груди. — А там? Самому резать по живому, чтоб сошло? И останутся шрамы… в форме того же слова? Правда, тут ещё — особое воспитательное значение… Это же — на фоне школьных диктантов, сочинений, как пленные подпольщики выдерживали пытки без стона: им тоже вырезали что-то перед казнью! А тут — такое! И — все знают! Ситуация дикая, многие уже задают вопрос: как к этому относиться? А взрослые… совещаются тайно, что-то решают…

— Ну, и что решили?

— А я не стал дожидаться! Сам решил — снова бежать! Только уже угнать локомотив: иначе не выберешься! И где-то «снаружи» — честно рассказать обо всём! И какая там медицина для «защитников Родины» — тоже: думал, и в этом помогут! А то… случись вправду война — раненый изойдёт болью, пока будут копошиться с водкой вместо наркоза! Но… Вот — не помню! То ли — судят потом меня же, а сидит в зале как обвинители — всё это зверьё… И меня спрашивают: ты понимаешь, что мог устроить аварию? И снова никто не хочет слушать… То ли… Не помню… А что у тебя, Герм? Как было?..

…— Да тоже дикая история, — начал Герм. — Жил в деревне или на окраине города, учился в школе… И вдруг — обвинили в колдовстве! Кто-то пустил слух: вижу голых людей сквозь одежду! Представляете? Может такое быть?

— Нет… — удивлённо прошептала Фиар.

— Вот я и думаю: нет! И они же в колдовство не верят, считают себя «образованными»! Но… Меня — в психбольницу, потребовали признаваться… а в чём, если — ложь? Но им главное — чтобы не видел их голыми… Потом перевели в подвал, еду подавали через маленькое окошечко в двери — и охрана снаружи… И слышал их разговоры — что, возможно, больше никуда оттуда не выйду! Что с такой способностью — неважно, правда ли, но я — страшная угроза обществу! Да, вот вам — народная власть, не верящая в колдовство… Потом — перевели ещё куда-то, там — хотели пустить воду, утопить… А я выбрался, смотрю: подвал какого-то разрушенного здания! Вокруг — руины, лес… Не помню, как добрался домой в деревню — но… уже кто-то из семьи схватил ружьё, чтобы застрелить!

— Ружьё? Он, что, охотник? — спросил Лартаяу.

— Вот тут — непонятно… И помню: живу потом — у железной дороги, в покосившемся вагоне, после крушения… Ну, не умею рассказывать, как вы все! Хотя… Да — ещё будто увлёкся военной историей, собирал реликвии… своей, победившей армии; а одноклассники — вражеской! При том, что… у нас ещё снесли второе крыльцо, как «архитектурное излишество»; и кто-то в семье разоблачил махинации на службе — так его поймали и вырвали язык, чтобы говорить на суде не мог! И — мне всё как-то припомнилось не в мою пользу…

— Они — вражескую, и — не в твою пользу, — повторила Фиар. — Что за мир? Что за общество?

— А в моём случае? — добавил Итагаро. — Кто «народ», а кто «предатель»? Вот правда: как определяется? Хулиганы, поклонники врагов, клеветники — судят «предателя»?

— Так, кто ещё остался? — спросила Фиар. — Талир и Джантар… Как… у вас?

«А правда? — задумался Джантар. — Что помню я?..»

…— А у меня… — начал Талир. — Хоть наяву всё целое! А то там — не было руки и ноги! Слева, или справа… Протезы…

— А что случилось? — испугалась Фиар. — Почему?

— Не помню: война, автоавария… Но — родители на этой почве повредились в уме, решили, что умер: «Иди к себе на кладбище…» Ну, и — как жить? Их — в психбольницу, а меня — куда? Проблема: два разных расстройства здоровья! С протезами — это в один интернат, а… близоруких или с астигматизмом, что уж мне записали — в другой! И там учат рельефному шрифту… Но я-то — вижу! А у них — так формально принято! Или тоже: поставили не тот диагноз — и ничего не могу оспорить, проверить! Взрослые «знают лучше»…

— А вдруг у тебя пигментное дегенеративное заболевание сетчатки? — снова испугалась Фиар. — Ну, там…

— Будто не понимаю, что это такое, и не прошу сказать, как есть! А смотрят как на дебила… И вообще, интернат… Будут за меня решать — какого я уровня развития, что читать, чем увлекаться… Но — и не могут решить! И только пока решают — по-прежнему живу дома! А — в любой момент приедут, заберут… И тоже решил: бежать, жить в подвале какого-то учреждения! Лучше всего — библиотека: смогу много читать сам, без образования не останусь! Ну, побег на протезе — своя проблема… Но вот я — уже в другом городе, в подвале библиотеки… И вдруг новая проблема: нищие! Живут тоже там, пьянствуют, дерутся, играют на деньги… Я не мог представить, что есть такие… вообще в современности! Сам — в беде, в отчаянном положении; а эти — побросали всё, ушли бродяжничать… Чего не хватало им? Имел каждый — семью, детей… Но хоть пока не поняли: там, кроме них, ещё я!

— Ну, это уж… — Фиар не нашлась, что сказать сразу. — И как ты там?

— Стал думать, как выжить их оттуда… Впрочем, сначала: имею ли право? Ведь тоже сперва мысль: такие же несчастные, как я? Откуда бы иначе в наше время — неграмотные, деклассированные? Может, даже как-то договориться с ними? Но — что-то останавливало… И вроде стыдно так думать, а чувствую: не то…