Юрий Леляков - Четыре круга судьбы

Заговорили вдруг даже о…» (каком-то месте?) «… гористом, малоосвоенном… отделённом от всего остального человечества… принадлежностью к «запретному» государству… Причиной были привезённые… туда эпидемии сразу четырёх заразных болезней…

…Тем временем человечество от ориентировки на роскошь ушло в другую крайность… поиски, на чём бы сэкономить, кто и чем достоин обладать. И, к своему удивлению, быстро нашло…

Школьники оказались виноваты и в высокой цене школьной формы… которую носили совсем не по доброй воле… расходах на всевозможные внешкольные занятия (чаще всего принудительные, потерявшие смысл, как, например, сборка простейших радиоприёмников из старых деталей и по старым схемам)… Расходы же на детей в обеспеченных семьях и вовсе приводили часть населения в истерику: «Как это так? Мы в своём детстве этого не имели!» А ведь скрываться за цифрами благополучных расходов вполне могли и предметы роскоши, призванные удовлетворить родительское тщеславие…

…сколько за этим фасадом обеспеченного детства скрывалось трагедий вполне зрелых личностей, лишённых права распорядиться собственной судьбой единственно из-за возраста…

Взрослый работал за деньги и имел гарантированный отпуск, подросток — бесплатно, в ущерб своему собственному времени, но при этом оказывалось, что он ещё ничего полезного в этой жизни не сделал. Школьники зубрили почти наизусть то, что с поколения их дедов не спрашивали даже в институте, но им не было предоставлено никакой возможности применить свои знания, и их же упрекали в склонности к праздности и тунеядству… При всём этом взрослые были недовольны тем, что дети их недостаточно уважают, не ценят того, что они для детей делают, и не понимают, как они, взрослые, жили и учились в своём детстве…

…поражало, сколько вранья нагромождалось вокруг голода, холода и нищеты даже довоенного детства… Поразительным казалось и то, что на фоне многих легенд о военных подвигах тогдашних детей нынешним детям… отказывали даже просто в элементарной человеческой порядочности… Хулиганство было естественно, но осуждалась «трусость»…

И вот — вся глубина ничтожности взрослых, которые с садистским равнодушием взирали на детей с особой одарённостью в какой-либо области или общим ранним развитием, безуспешно пытающихся вскарабкаться на достойные их места по уродливо устроенной социальной лестнице, и время от времени сбрасывая их обратно, в омут дворовых хулиганских компаний и тупых школьных придирок, чтобы потом, в определённом возрасте, «милостиво» выловить оттуда же и принять в своё, вовсе уже не такое привлекательное сообщество…

Но, как бы там ни было, виновник был найден — и идеологи взрослой непогрешимости и детской неполноценности, совсем забыв, что дети — это будущие взрослые, совсем не понимая того факта, что дети — это также и бывшие взрослые, и ничуть не задумываясь о том, какими взрослыми станут нынешние дети — перешли от слов к делу, воплощая все мифы о бывшем детстве своих родителей в нынешнем детстве своих детей. В полицейские фургоны грузили дорогостоящее оборудование, которым школьники и не пользовались. Закрылись школьные столовые… под тем предлогом, что школьники всё равно носят с собой обеды из дома, да и деньги давать детям не полагается: они их обязательно будут воровать друг у друга, не зная им цены. Прекратился выпуск школьной формы, и те, у кого её не было, или кто вырос из старой, стали приходить в школу в чём попало. Всё чаще родители «из моральных соображений» стали наряжать детей нищими голодранцами, что вызывало конфликты не только с одноклассниками, но и с учителями, у которых старая детская одежда родителей нынешних учеников почему-то вызывала шок и истерику. Школьники оказывались виноваты… и перед родителями, которых штрафовали за такое «хулиганство» детей. В «воспитательных целях» в школах демонтировалось центральное отопление и строились печи, для которых, в соответствии с классическими канонами мифов о довоенном, военном и послевоенном детстве, школьникам приходилось самим колоть дрова, причём полученные ими при этом травмы мало кого смущали. Потом кто-то из взрослых сообразил: дети сами ничего не зарабатывают, но расплачиваются из родительского кармана — это несправедливо! К тому же они, не имея ничего своего, что-то теряют, у них что-то крадут — это несправедливо вдвойне. Лозунг «детям нужно не лучшее, а необходимое, лучшее у них впереди» — привёл к тому, что у детей отнималось и то немногое, что они имели, но притом никак нельзя было избавиться от того, что действительно было не нужно… На вещевые рынки хлынул поток дёшево распродаваемых детских моделей фотоаппаратов, компьютеров, сложных электронных игрушек, мало кто их покупал, большая часть этих ненужных взрослым предметов отправлялась неизвестно куда (под продолжающуюся газетную полемику перед грядущим урезанием потребностей!), но нельзя было выбросить неудобные старые родительские ботинки и прийти в школу босым — это было уже оскорблением взрослых, демонстрацией абсурдности их требований. В дома врывались полицейские и домогались признания, кому принадлежит тот или иной предмет, хорошо ли спрятаны от детей книги «запретного» содержания, и тому подобное. Удивительно, что при этом всём не возникало массовых детских выступлений протеста, и вся эта истерия никак не отражалась на хулиганских группировках, продолжавших терроризировать порядочных подростков. Чтобы родители не расплачивались за порванную в драках и без того рваную одежду, и за прочие мелкие нарушения закона подростками, сначала неофициально, а затем и официально была введена «расплата самим собой — единственным, чем владеют несовершеннолетние», то есть попросту телесные наказания…

…И дети… шли на это, думая, что лучше: добросовестно «зубрить» или… неделю пролежать дома, ссылаясь на то, что сидеть за партой всё равно нельзя? А — произвол полицейских, не составлявших протоколы на задержанных, а также хулиганских компаний, на которых странным образом ничто не действовало, породил новый вариант саботажа непосильных требований взрослых: нанеся себе любое неопасное повреждение… можно было сослаться на полицию, хулиганов, а то и случайных прохожих…

…Затем стали «терять» старую детскую одежду и обувь (выпуск новой прекратился совсем), которая, конечно, тоже не могла быть вечной. В некоторых школах вводился пропускной режим со строгим учётом всех наличных вещей, для травмированных детей постоянно не хватало лекарств и перевязочного материала, упростилась процедура сдачи детей в сиротские приюты по заявлениям живых родителей, на улицах городов появилось подозрительно много битого стекла и канцелярских кнопок.