Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Журналисты медленно переваривали эту поразительную теорию.

– Тогда библейский Эдем – это океан? – пискнула Лукреция.

– Есть одна проблема: отсутствие доказательств, окаменелых останков, – напомнил Исидор.

– Пойди выуди окаменелости с океанского дня! Но благодаря новейшим батискафам эта проблема будет решена. Уверен, рано или поздно будет найдена обезьяна с плавниками, она и окажется истинным недостающим звеном. Вероятно, она будет похожа на ламантинов – странных созданий, которых моряки Улисса принимали за сирен. Между прочим, нашими истинными предками могут оказаться именно ламантины.

Он покопался в коробке и достал книгу мифов.

– Об этом всегда толковали все древние мифы. У вавилонян океан – прародитель мира, из него вышла божественная пара: Абзу, пресная вода, и Тиамат, соленая вода. Их союз даровал жизнь Лахму и Лахаму, двух первым протолюдям. У ассирийцев человек вышел из Намму, безбрежного моря. У индуистов в молочном океане зародились змей вечности Ананда и черепаха Вишну, держащая на себе мир; вместе они взбаламутили море, что привело к появлению человека. У японцев Изанаги и Изанами, мужество и женственность, спустились с радуги, произвели на свет младенца-пиявку и выпустили его в океан.

– Не на это ли намекает миф об Атлантиде? – подсказала Лукреция.

– Во всяком случае, на это намекает миф о Потопе. Человек, спасенный из воды.

В этот самый момент с небес на землю обрушился грозивший библейским потопом ливень. Он лупил по крыше, как молотом, небо трескалось от раскатов грома.

– Не обращайте внимания, заурядная тропическая гроза, здесь это обычное дело, глазом не успеете моргнуть, как опять засияет солнце, – заявил гостеприимный хозяин дома, перекрикивая небесную стихию, норовившую обрушить небо на землю, и оглушительный, как из пушки, шум усиливавшегося ливня.

Исидор Каценберг сменил тему и заговорил о профессоре Аджемьяне. Не обращая внимания на шум дождя, он поведал об их расследовании и завершил рассказ эпизодом с похищением колбасницы Элюан.

Этот отчет заинтересовал Джеймса Макфиддла. Он тоже не мог представить, чтобы настоящая обезьяна демонстрировала такие изощренные навыки, и склонялся к мысли, что кто-то из сторонников Аджемьяна попытался таким способом заставить упорную женщину признать правоту взглядов покойного.

Он взял с полки географическую карту и показал гостям место, где профессор Аджемьян, по его мнению, проводил свои последние раскопки, – Северный Лаэтоли, одно из ответвлений ущелья Олдувай.

Происходившее снаружи уже нельзя было назвать грозой: на бунгало обрушился форменный потоп.

– Не волнуйтесь, дом крепкий, устоит, – заверил гостей палеонтолог в тот самый момент, когда под его ногами раздался сухой треск.

Сваи не выдержали напора потоков воды. Сначала неспешно, потом с поразительной скоростью стены домика ушли во вздыбившуюся землю, превратившуюся в сокрушающий все на своем пути грязевой поток. Профессор Макфиддл успел спасти всего несколько ценных предметов и несколько драгоценных окаменелостей, после чего выскочил следом за напуганными гостями из дома, превратившегося в утлый челн, терпящий крушение в шторм.

Вокруг стоически пережидали шторм под кусками целлофана его студенты.

Исидор Каценберг не справился с приступом смеха.

– Что вас так развеселило? – напустилась на него Лукреция.

Весельчак был сейчас похож на раскормленного мальчишку, оценившего хорошую шутку.

– Чувством юмора обладает не только наша обезьяна. Случай тоже горазд шутить. Или даже сам Бог, если Он существует. Вы не находите странным, что у того, кто провозглашает водное спасение, тонет дом? Более того, этот дом, канувший в грязь, сохранится как окаменелость, на благо грядущих поколений. Не потешно ли, что сам палеонтолог близок к превращению в палеонтологический экспонат?

Стоявший рядом с ним Макфиддл провожал глазами уходивший в землю дымоход своего дома, как капитан парохода, похоронивший в океане грязи свое судно вместе с трубой.

Исидор Каценберг не удержался и от эпитафии:

– Быть может, через десятки столетий наши дальние потомки извлекут на свет это жилище вместе с мебелью и всем инвентарем, типичными артефактами человеческой цивилизации конца второго тысячелетия новой эры, и зададутся недоуменным вопросом: «Для чего все это могло понадобиться?»

Они идут по равнине на север. Доминантные самцы находятся на флангах для защиты стаи. Им не хочется снова проморгать львиный прайд.

Внезапно впереди начинают маячить темные фигуры.

Это старые знакомцы – бабуины.

Подобно стае, они образуют длинную цепь, давая ей понять, что дальше хода нет, надо поворачивать назад.

По знаку вожака стаи доминантные самцы собираются в авангарде, вокруг него. В такой момент все самцы забывают о вражде, они сплачиваются против общего врага.

Вожак бабуинов поступает так же. Бабуины многочисленнее, но члены стаи крупнее и сильнее.

В обоих лагерях раздаются голоса самок: они кричат, подбадривая самцов, и хлещут себя по щекам.

Вожак бабуинов выбегает вперед, показывает зубы и рычит. За его спиной усердствуют самцы: они ерошат на спинах шерсть, чтобы казаться крупнее, подпрыгивают на месте и делают угрожающие жесты.

Вожак стаи перекрывает рык вожака бабуинов своим рыком, ему вторят соплеменники.

Ему нравится сплоченность стаи в такие критические моменты. Громко рычать вместе с остальными – большое наслаждение.

Напряжение взлетает до облаков. Все разом смолкают. Враждебные отряды меряют друг друга взглядами.

ОН исполнен готовности воевать. Сердце бьется ускоренно. Кровь переливается из пищеварительной системы в мышцы и в мозг. Дыхание учащается, становится глубже. Шерсть встает дыбом, увеличивая доступ воздуха к коже, выступает пот, чтобы охлаждать кожу в пылу боя.

Вожак бабуинов подпрыгивает на месте, визжит, скалит зубы, молотит себя кулаками в грудь, кружится по своей оси, демонстрируя все признаки неуемной ярости. Впечатляюще!

Этот трюк всем знаком. Неприятель пытается выиграть бой одним запугиванием. Но надо ведь учитывать и таланты вожака стаи: он делает все то же самое, да еще и громоподобно портит воздух. Тогда возмущенный вожак бабуинов мочится в их сторону.

Несмываемое оскорбление! Но вожак стаи еще не сказал своего последнего слова. Схватив палку, он колотит ею по земле, словно намерен разбудить всю планету, чтобы сделать ее свидетелем этакого скандала.

Вожак бабуинов тоже впечатлен, но не оставляет своей затеи. Он еще сильнее ерошит шерсть, его налитые злобой глаза вертятся сразу во все стороны, дышит он так надсадно, что закашливается. Он царапает землю, поднимая клубы пыли и посыпая себе ею голову. Он кричит уже как от боли, утолить которую способна только смерть недруга. После завершения этого представления он ждет, что выкинет тот. Вожак стаи, в свою очередь, перехватывает свою палку, ударяет себя по колену и ломает палку надвое.