Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Это опасный прием в тактике устрашения. Многие вожаки, бравшиеся ломать о колено палки, оставались калеками, так их и не переломив.

Тут весь фокус в том, чтобы сразу подобрать правильную – изъеденную внутри паразитом – деревяшку.

Даже мимолетного колебания вожака бабуинов довольно, чтобы его соплеменников охватило сомнение. Это сразу переворачивает ситуацию. Самцы бабуинов чуть заметно пятятся. Потом их отход становится заметнее. Чувствуя, что теряет поддержку, вожак бабуинов утрачивает уверенность. Он все еще показывает зубы, но уже неубедительно.

Необходимо воспользоваться этим без промедления. Вожак стаи выпрямляется на задних лапах, барабанит себя в грудь и издает долгий страшный крик. Это призыв к атаке, но атаковать смысла нет. Кое-кто из бабуинов готов к сопротивлению, но преобладают трусы, а оставшимся в меньшинстве нет резона изображать геройское самопожертвование. Отход превращается в отступление, отступление в бегство, бегство в полный разгром.

Самцы стаи преследуют бабуинов. Теперь охотники – они. Они хватают нескольких стариков, больных, детей, оказавшихся недостаточно проворными, – отличный выйдет ужин. После долгого пути, в преддверии долгой дороги, важно пополнить запас белка.

Из вражеских трупов вырастает целая гора.

Дело сделано, бою конец.

ОН горд своей стаей. Она одержала победу. Вожак умеет исполнять успешные танцы устрашения. Самки тоже горазды с пользой голосить.

Вожак стаи поощрительно скребет ЕМУ голову и предлагает кусок селезенки бабуина. Среди доминантных самцов отказываться от угощения не принято.

Исидор Каценберг и Лукреция Немрод ехали уже несколько часов, устали и очень проголодались. Макфиддл одолжил им джип и снабдил карандашной схемой района. Они знали, что путь в ущелье Олдувай будет долгим и утомительным.

Оставив слева деревню Найбардад, они остановились у придорожной забегаловки под названием «На краю света».

Обстановка внутри была мрачной и наводила на подозрение. Видимо, здесь часто завершался путь многих утомленных героев, задохнувшихся в алкогольных парах. Из стереоколонок грохотала рок-композиция Ван Халена «Извержение».

В углу торговались трое – два киношника и организатор съемок документальных лент про животных. Последний предлагал за 50 тысяч франков изготовить ролик про льва, заваливающего газель. Животных предполагалось поместить в треугольный загон, сбежать откуда у газели не было бы ни малейшей возможности; камера работала бы в самой гуще кровопролитных событий. Газели заранее ввели бы небольшую дозу усыпляющего средства, дабы не носилась слишком быстро. Благодаря тесноте в загоне камера запечатлела бы в замедленном режиме – и по умеренному тарифу – превосходные эпизоды кровавой расправы.

Один киношник высказал второму предположение, что проще было бы, возможно, заснять настоящих диких зверей на воле. Из ответа следовало, что это было бы сопряжено с многонедельным ожиданием сцены умерщвления.

– Таким способом снимаются все документальные ленты, – подытожил организатор, предлагавший арендовать загон, – иначе публика не могла бы любоваться замедленной съемкой. Пленку жалко!

Чуть подальше шайка браконьеров опорожняла мешки с лапками крокодильчиков, предназначенными для изготовления столь ценимых туристами брелоков для ключей. У туземцев слева разгорелась игра в Awale, справа другие туземцы бурно обсуждали политику США в Юго-Восточной Азии, о которой узнали из старых газет, использовавшихся как обертка для рыбы.

Журналисты присели за засаленный столик чуть в стороне. Хозяин заведения, представитель племени кикуйю, носил толстые очки и небольшой фартук, не прикрывавший худые икры и грубые шлепанцы. Он перечислил клиентам подозрительные названия блюд. Догадавшись на основании витавших в забегаловке запахов, что «сюпрем из дичи» сварганен из валяющихся вдоль дороги дохлых грифов, «рыбное филе в сухарях» – на самом деле жареная змея, а за «кроликом» скрываются останки бродячей собаки, те ограничились теплым пивом местной марки Castle Lager, поданным хозяином в липких бокалах. Пивом были запиты таблетки «Нивахинина» – средства для окисления крови, применяемого от малярии. Озверевшая от голода Лукреция все же отважилась заказать еду – кашу из вареной кукурузы «угали», к которой прилагались куски мяса неясного происхождения (оставленные нетронутыми) и нарезанные размороженные овощи. Исидор не устоял перед спагетти с танзанийским чеддером и бананами.

Рядом примостились два пастуха из племени барабаиг, приведшие с собой козу. На их телах красовались следы побоев. Это маленькое племя из округа Хананг служило излюбленной мишенью для танзанийской полиции, пользовавшейся любым предлогом, чтобы конфисковать их нехитрое имущество и обложить их штрафом.

Хозяин-кикуйю, опасавшийся неприятностей, попросил пастухов поесть быстрее и не задерживаться за столом, что те и сделали.

Исидор Каценберг показал хозяину фотографию Софи Элюан, которую прихватил в офисе колбасного завода. Не видел ли тот случайно эту женщину? Каково же было изумление насытившихся репортеров, когда в ответ они услышали:

– Конечно, это Софи Элюан. Ее здесь хорошо знают. Она иногда приезжала с мужем, профессором Аджемьяном, на раскопки. Здесь так мало белых, которые не охотятся, что поневоле обращаешь на таких внимание.

Некоторые слова кикуйю произносил с причмокиванием и цоканьем, как принято в некоторых туземных диалектах.

Услышав, что женщина побывала «На краю света» всего два дня назад, журналисты чуть не упали с табуретов.

– Наверное, она была не одна? – предположил Исидор. – С ней был мужчина, похоже, ее давний друг, они очень спешили, при них было много экспедиционного снаряжения и, возможно, инвентарь для раскопок?

Хозяин забегаловки поинтересовался, почему посетитель задает ему эти вопросы, если уже знает все ответы.

– Нет, не все. Мне неизвестно имя мужчины.

Хозяин забегаловки заколебался. Исидор показал краешек пачки купюр в десять тысяч танзанийских шиллингов каждая. Тогда кикуйю водрузился на шаткий табурет напротив журналистов. Он был так тщедушен, что выглядел оголодавшим ребенком за столом взрослых – но с лицом много повидавшего человека. Он наложил лапу на деньги.

– Его зовут Анджело Ринцули, но он лучше известен как Порно-Тарзан.

По словам кикуйю, итальянский актер прибыл в эти края для съемок во франко-итало-венгро-болгарской малобюджетной поделке категории Z, в сущности, вольного ремейка «Тарзана, принца джунглей». Назывался фильм «Тарзан против Фрейда». Анджело Ринцули пригласили сниматься по той причине, что внешне, избыточной волосатостью и перебитым носом, он сильно смахивал на гориллу. В свое время он засветился в характерной порнографической продукции, например в «Двадцати тысячах дедушках под бабушкой» и в «Белопопке и семи гомах».