Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

ОН в оцепенении глазеет на этот всплеск неспровоцированного насилия. Однако от такого поведения есть и польза. Новое преступление теснит в памяти прежние, один ужас прогоняет другой. Вопиющая несправедливость учит непротивлению ударам судьбы. Вожак стаи изобрел у всех на глазах концепцию «козла отпущения». Применение насилия к невиновному сплачивает коллектив.

Кроме того, это преступление позволяет вожаку напомнить об иерархии в стае: он самый сильный, у него есть право беситься и проявлять несправедливость, все должны его бояться. Приятнее бояться своего вожака, чем леопардов, норовящих сожрать вас во сне.

Вожак без колебания приканчивает своего предшественника. Вскрыв его грудную клетку, он выдирает печень и жадно ее поедает, усугубляя произведенное сильное впечатление.

Таков конец старых вожаков. В этот момент все члены стаи думают: «Когда-нибудь так кончит и он сам – съеденный своим преемником». Эта мысль тоже взбадривает стаю. Никакому хищнику не избежать нападения другого хищника. В природе все продумано.

ЕМУ, к его собственному удивлению, нравится наблюдать это зрелище. ОН спрашивает себя почему и находит ответ. Потому что это укрепляет его в мысли: не нужно стремиться в вожаки.

Днем они приехали в деревню масаи.

Селение было образовано хижинами из сухой грязи с торчащими наружу телевизионными и даже – у самых богатых – телефонными антеннами. На отшибе находился загон с немногочисленными коровами, безразличными к людскому копошению. Население спокойно бродило между хижинами.

Фигуры великолепных масаи гордо устремлялись ввысь. На мужчинах были красные тоги в клетку, как у представителей шотландских кланов. На женщинах позвякивали серебряные украшения со сложной чеканкой. Внутри хижин, как обнаружили Исидор и Лукреция, сидели на земляном полу телезрители, увлеченно следившие за развитием событий в последней серии американского сериала «Даллас». Мало кто остался равнодушен к пьянству Сью Эллен и его последствиям.

К гостям вышел деревенский голова, он же заведующий местного туристического агентства, он же колдун. Он объяснил, что в совершенстве владеет французским языком, так как раньше работал топ-моделью у знаменитого парижского кутюрье. Теперь он переоделся в костюм своих предков. На шее у него красовалось ожерелье из пустых пивных банок, утяжеленное водопроводным краном.

Бывший манекенщик сообщил, что в этот необыкновенный день деревня празднует обрезание юного воина. Чтобы стать мужчиной, виновник торжества отбыл охотиться на птицу кумумбу с целью последующего изготовления головного убора из ее перьев. После его возвращения должна была начаться церемония, и журналистам было предложено на ней присутствовать.

Тут перед ними вырос сам юнец. Он не разжился перьями кумумбы в нужном для полного головного убора количестве, но его выручили в закусочной быстрого питания соседней деревни, снабдив куриными перьями. Вернулся он как раз вовремя, к заключительным титрам «Далласа», после которых масаи повалили из хижин и скопились посередине деревенской площади в предвкушении праздничного ритуала.

Лукреция Немрод и Исидор Каценберг по достоинству оценили раскраску мужчин и женщин, нанесенную поверх ритуальных шрамов. Женщины и молодежь затянули полифоническую песнь.

Начались танцы.

Мужчины, и без того очень рослые, прыгали на месте, не разводя ног и взлетая при каждом прыжке все выше, словно в намерении допрыгнуть до небес и посрамить могучие деревья вокруг.

Деревенский голова, по совместительству колдун, пригласил Исидора и Лукрецию сесть среди празднующих и разделить их трапезу. Мужчины пустили по рукам бутылочную тыкву с густой розовой жидкостью, издававшей отталкивающий запах.

– Мы не убиваем животных и не едим их мясо. Мы пьем их молоко и их кровь, – объяснил вождь.

Когда сосуд достиг Исидора, тот отхлебнул, сдержал гримасу и судорожно проглотил попавшее в рот. Он хотел передать угощение Лукреции, но сосед-воин не позволил: напиток предназначался только для мужчин, женщины пили одно чистое молоко.

Журналисты поинтересовались, как масаи добывают кровь, не убивая скотину. Воин проколол корове шею стрелой на уровне правой яремной вены, и в тыкву ударила струя гемоглобина. Набрав желаемое количество, воин залепил ранку глиной, и мужчины стали передавать друг другу теплое питье.

Охота и убийство животных считались у масаи, племени кочующих пастухов, нечистыми деяниями. Сцены употребления внутрь телятины, которые наблюдала во Франции бывшая топ-модель, повергли ее в шок. Убийство детей – вообще нечто невообразимое! Конечно, в сильную засуху его соплеменникам приходилось убивать скотину, но только больную или старую, ни в коем случае не молодняк: каждое существо имеет право прожить отмеренную ему судьбу по меньшей мере до взрослого состояния.

Издали раздался гул и топот – это двигалось стадо гну. Вождь вытянул шею. Гну было так много, что им приходилось непрерывно перемещаться в поиске пастбищ.

– Куда они идут? – спросила Лукреция.

– На север. Как и люди, они ищут неведомого…

– Как красивый образ это годится, вся штука в том, что люди уже все облазили, – заметил Исидор Каценберг.

– Да, облазили, заполонили, испортили, разрушили. У некоторых наших рождаются странные мысли. Они отказываются заводить детей. Думают, что человеческая порода завершила свой путь и должна теперь сгинуть, уступив место другим животным. Но просто так это не получится. Поэтому своими религиозными церемониями и танцами мы просим у космоса разрешения перестать размножаться.

– Вы хотите перестать размножаться? – удивленно переспросила Лукреция.

– Да, – подтвердил с улыбкой деревенский голова. – Повеселились, и хватит. Многое сделано, пора и честь знать. Время уходить, причем всем. Не только масаи, всем людям.

И он продекламировал:

Как вселенная: после расширения – концентрация.

Как дыхание: после вдоха – выдох.

Как гора: после подъема – спуск.

На площади готовилась вторая часть церемонии обрезания. Участники переоделись в еще более цветастые одеяния. Вождь тем временем спешил поделиться плодами своих размышлений:

– Благодаря белым я многое узнал. Что Земля круглая. Что это она вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг нее. В детстве, впервые увидев ваши самолеты, я принял их за корабли инопланетян. И выходили из них инопланетяне – настолько вы не похожи на нас. Но потом я узнал, что при всех различиях в цвете кожи, росте, формы носа и губ вы такие же люди, как мы.

– Да, все мы люди, все одинаковые.

Масаи приложил палец к губам.

– А вот и нет, я считаю, что мы, наоборот, очень разные. Нет худшей лжи, чем болтовня о равенстве людей. Нас различают культуры. Где-то детей учат юмору, где-то – ненависти к исконным врагам. Где-то – терпимости, где-то – обращению чужаков в свою веру. Кое-где учат неприятию насилия, а кое-где – навязыванию всеми способами своих взглядов. Здесь, например, у нас куча проблем с танзанийскими властями, которые стремятся отвратить нас от культа предков и обратить в веру тех, кто наверху. Но мы ведь не пытаемся навязать им нашу веру! Почему бы им не оставить нас в покое?