Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Вскоре медленно взошедшее над ущельем Олдувай солнце постепенно озарило грандиозную панораму. Под его лучами пробуждалась жизнь, там и сям вспыхивали ослепительные краски, природа во всей ее полноте приходила в движение.

Внизу, в разломе, радостно оживала несчетная фауна: слоны, гиппопотамы, зебры, страусы, реликтовые носороги, чей рог еще не пошел на изготовление порошка-афродизиака, антилопы гну, гиеновидные собаки, гиены, гепарды, леопарды, львы, буйволы и газели, запрыгавшие, как на пружинах.

«Священное место, – пронеслось в голове у Лукреции. – Возможно, самое священное на свете».

– Здесь родился человек, – молвил Мельхиор, как бы отвечая на ее незаданный вопрос.

Не вызывало сомнения, что первый человек, кем бы он ни был и в чем бы ни заключалась его тайна, появился именно здесь. Исидор подумал, что это место больше любого другого заслуживает прославления. Возвращение в Эдем! Мысленно он уже организовывал паломничество со всего мира сюда, в начало начал. Он уже видел представителей всех континентов, всех государств, всех вероисповеданий, людей всех цветов кожи, всех культур, которые, сменяясь, дают здесь отчет, что народ каждого из них и он сам сделали с даром принадлежности к человеческому роду, полученному здесь, в ущелье Олдувай. Воистину, это было бы самое прекрасное, самое простое, самое естественное из всех паломничеств – к месту рождения человечества, чтобы отчитаться в том, кто как поступил со своей принадлежностью к нему. При этой мысли Исидор улыбнулся. Он почувствовал себя заключительным звеном долгого и тяжкого пути. Бескрайняя картина разлома наполнила его до отказа. Здесь не требовалось ни монумента, ни пирамиды, ни храма, ни священного камня, ни тысячелетнего дерева: вся эта долина сама по себе была Храмом. Он зажмурился, чтобы полнее пережить все то, что творилось у него внутри в этом месте.

Лукреция и Мельхиор тоже погрузились в противоречивые раздумья. Здесь каждый вольно-невольно подводил итог трех миллионов лет человечества, а также, вынужденно, считаным десятилетиям собственного существования.

– У вас есть своя гипотеза появления человека на Земле? – спросила Лукреция Немрод.

– Я геолог и анимист. Я дам вам ответ как геолог-анимист, – ответил Мельхиор М’ба. – Для меня человек не упал с неба, а вышел прямо из утробы Матери-Земли. Эта трещина в скале – огромный выход наружу. Люди вышли вон из того безлесного центра, обезьяны – вон там, сбоку, где густые деревья, другие животные – еще дальше. Каждый приспособлен к среде, где появился.

«Теория матушки-земли», – пометила Лукреция в блокноте.

Они продолжили любоваться великолепным зрелищем долины Олдувай, постепенно целиком озарившейся солнцем.

– Действительно, в этом месте есть что-то материнское, – согласился Исидор Каценберг.

Все трое смотрели на то, что могло быть выходом из чрева их планеты.

Гайя. Планета-мать. Alma mater.

Лукреция Немрод пододвинулась вместе с креслом к самому краю трещины и закрыла глаза. Глубоко дыша, она втягивала в легкие ароматы всех цветов, всех растений, буйствовавших вокруг.

С наслаждением переведя дух, она сказала:

– Это расследование происхождения человека уже вернуло нас к истокам Матери-Земли. Как мне здесь хорошо! Такое ощущение, что нашла старушку-мать, которую всегда тщетно искала. Мою планету!

Послышался низкий рокот, почва завибрировала, содрогнулась земля. Не успев и пальцем пошевелить, чтобы удержаться на краю, Лукреция полетела вниз. В пропасть.

Внезапно раздается дрожь земли. Стая останавливается как вкопанная, чувствуя свое бессилие. С хищниками можно драться, от огня спасаться, но когда гневается земля под ногами, остается только уповать, что выживешь.

Деревья гнутся к земле. Только птицы в вышине беззаботно наблюдают горе тех, кто прикован к поверхности.

Катаклизм можно было предугадать. С некоторых пор многое указывало на его приближение. Звери зарывались в норы. Птицы дольше оставались в воздухе – они-то знали… Но стая, мня себя более развитой, чем другие животные, постепенно перестала понимать подсказки природы.

Тем временем дрожь усиливается.

Этому нет конца.

Слышится гул, почва движется, бурлит, брызжет во все стороны песок, дрожит трава.

Потом с грохотом разверзается земля. Двое из стаи падают в трещину. И, словно разом устав буйствовать, планета затихает. Дрожь прекращается. Последний толчок, как отрыжка после проглоченного мяса. Кончено.

Птицы садятся на землю.

Все вокруг переломано, много деревьев вырвано с корнем, перевернуты пласты земли. И все же стая знает, что отделалась легким испугом.

Вожак не намерен медлить после такой малости и подает привычный сигнал выступать. Разразилась катастрофа, а он поразительно невозмутим. Притворяется неустрашимым, не хочет, чтобы кто-то забыл, что худший источник напряжения – он сам. С этой целью он раздает пинки оказавшимся рядом с ним соплеменникам.

Внутренний страх сильнее внешнего. Так или иначе, сложившаяся в стае система выдерживает удар, она способна пережить и не такой ужас.

Земля пожелала явить свою силу? Сколько угодно! Так распределены роли.

А тем временем надо идти дальше.

Когда толчки прекратились, Исидор Каценберг осторожно заглянул в трещину, надеясь увидеть, куда упала его спутница. Та спаслась, схватившись за толстый корень, торчавший из самой кромки. Исидор протянул ей руку, но потерял равновесие и, увлекаемый собственным весом, тоже рухнул вниз. Спасением для него стала лодыжка девушки – он успел в падении за нее уцепиться.

Исидор был так тяжел, что Лукреция не смогла бы долго выдерживать его тяжесть. Под их сдвоенным весом спасительный корень грозно заскрипел. Лукреция скривилась.

– У меня кончаются силы, – предупредила она Исидора, пытаясь крепче схватиться за корень.

Свободной рукой Исидор дотянулся до лианы, свисавшей с куста акации. Помогая себе зубами, он сделал из этой подсунутой природой веревки лассо, которое бросил девушке, чтобы та зацепила петлю за ствол у нее над головой – более надежную поддержку. Лукреция поймала лассо, но удивилась его гладкости и неподатливости. Приглядевшись, она содрогнулась: толстяк подсунул ей не лиану, а молодого питона.

Даже завязанная узлом с головы, змея умудрилась обвить хвостом шею девушки.

Лукреция поспешно освободилась от этого холодного колье и метнула его в ствол дерева. Одна змея вывела человечество из рая, другая могла бы помочь им избежать ада.

Достигнув ущелья, стая начинает спускаться вниз.

На дне течет река. Плавать никто не умеет, поэтому переправиться нельзя, но все понимают, что на другой стороне будет лучше. На другой стороне всегда лучше.