Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Кое-кто предлагает сразу их убить и съесть, чтобы отпраздновать избрание нового вожака стаи и отомстить за позор разгрома. Но доминантный самец, только что ставший вожаком, находит, что новые самки в его вкусе, и объявляет их своими. Звучат возмущенные крики и предложения все же их съесть. Некоторые утверждают, что другая стая одержала победу, потому что умнее их, а значит, чтобы сравняться с ней в уме, надо съесть мозги полонянок.

Это кричат в основном старухи и уродины, обеспокоенные внезапно возникшей конкуренцией.

Но новый вожак дает понять, что стае не выжить без молодых самок, способных рожать. Все понимают, что старые и некрасивые самки – доля низших самцов, тогда как трех красоток будет оприходовать он сам.

Вожак стаи показывает знаком, что больше не намерен препираться на эту тему и что всем пора приступить к поиску пропитания.

Довольные тем, что уцелели, полонянки принимают позы покорности: вытягивают руки, чтобы вожак стаи мог при желании их покусать. Он проводит смотр и хлопает самок по рукам в знак признания их подчинения. Все три не поднимают головы. Но одна поднимает глаза.

Так впервые ОН встречается глазами с НЕЙ.

Теория происхождения человека Анджело Ринцули оказалась довольно оригинальной.

– Я считаю, что начало начал – секс. Выпрямляясь, двуногие приматы показывали друг другу свои половые органы. У всех животных половые органы спрятаны. Посмотрите на обезьян. У самок пунцовый зад, а не перед. Чтобы рассмотреть органы воспроизводства шимпанзе, надо подлезть снизу, как под собаку.

Но наш предок начал время от времени вставать на задние лапы, и это создало новую ситуацию. Сначала это должно было смущать. Был изобретен язык, чтобы объясняться. А потом и новые чувства.

Даже высказанная актером из третьесортных фильмов теория заслуживала внимания. Лукреция полезла в рюкзак за блокнотом. «Теория суперсексуальности», – записала она.

– Вертикальное положение, – продолжил Анджело Ринцули, – привело к любви лицом к лицу – уникальной позе.

– Не совсем уникальной: то же самое наблюдается у дельфинов и у обезьян бонобо, – подсказал Исидор Каценберг.

– Так или иначе, когда партнеры располагаются лицом к лицу, они во время акта смотрят друг другу в глаза. Так родилось новое понятие – эротизм.

Софи Элюан эта своеобразная теория скорее забавляла. Актер разошелся.

– Верх эротизма – это наслаждение взглядом партнера в момент экстаза. Нет ничего краше, к тому же из этого взгляда родилось понимание красоты. Красиво то, что похоже на взгляд другого в момент, когда ему доставляют удовольствие. К тому же при вертикальном положении туловища груди превратились в эрогенные зоны. Раньше, у четвероногих, на соски никто не обращал внимания, они были нужны только для выкармливания младенцев. Но когда партнеры стоят и смотрят друг на друга, грудь становится элементом женственности, привлекательности, эротизма. То, стоит ли грудь, несет информацию о желании. При этом женский половой орган, меняющий цвет, при вертикальной стойке становится незаметным, отчего он утратил притягательность. Распробовав грудь как фактор эротизма, наши предки испытали, должно быть, такой прилив чувств, что это побудило людей придумывать одежду, прячущую эту приманку и ослабляющую силу содержащегося в ней послания.

Исидор усмехнулся.

– Человек как животное, смущенное торчащим при вертикальной стойке членом, – теория, привлекающая по меньшей мере своей новизной…

– Не говоря о том, – подхватила Софи, – что самки получили возможность оценивать качество и силу желания партнеров издали. Стоя уже ничего не спрячешь.

– Волей-неволей пришлось изобретать язык, чтобы объяснять происходящее: весь этот интерес, эти взоры наверняка травмировали.

– Так родилась вежливость, – сформулировала Лукреция Немрод.

– И лицемерие, – подсказала Софи Элюан.

– И поэзия, – дополнил Исидор Каценберг.

– Уж по крайней мере стыдливость, – подытожил Анджело Ринцули. – Ведь женское желание труднее удовлетворить, чем мужское.

Все от души рассмеялись, особенно Софи и Лукреция, вспомнившие, наверное, как из стыдливости, бывало, не требовали от партнеров продолжения любовных игр.

Анджело Ринцули не унимался:

– Это желание другого, узнанное в лицо, стало глубоким потрясением. Наши далекие предки вдруг страстно возжелали сексуальности, а не просто размножения. Я считаю, что первые приматы, вставшие прямо, стали совокупляться у всех на виду. Как попало, со всеми подряд. Это был свальный грех, кровосмесительное остервенение. Мое мнение – человек стал плодом инцеста первобытной матери и ее сына. Или отца и дочери.

– Инцест? – скривилась Лукреция. – Но это же ведет к вырождению!

– Именно! Инцест и привел к природному вырождению, имя которому «человечество».

– Из ваших слов вытекает, что человек – это обезьяна с синдромом Дауна, плод противоестественной копуляции, – сказала Лукреция Немрод, строча в блокноте с утроенной скоростью.

– Именно так. По этой самой причине во стольких древних мифах фигурируют полубоги, у которых есть отец, тогда как их мать – «дева». Я вижу в поедании библейского яблока метафору запретного полового акта. Ну, а потом напридумывали табу, чтобы спрятать тайну происхождения.

В наступившей тишине каждый силился переварить эту странную теорию и вытекающие из нее выводы.

– Сексуальность – вот секрет эволюции! – припечатал Анджело Ринцули. – Надо, чтобы все занимались любовью со всеми, чтобы лучше перемешивались гены и множились возможные сочетания.

И он стрельнул глазами в упругую задорную грудь Лукреции Немрод.

– По этой же причине я убежденный противник евгеники. Неудачники, тяжелые инвалиды, те, кого мы считаем не вполне людьми или больными, на самом деле могут быть мутантами. Лично я повидал в цирке потрясающих людей, на которых обыватели на улице смотрели как на ярмарочные диковины: карликов, гигантов, бедняг с врожденными уродствами, со слоновой болезнью… А ведь именно они могут оказаться представителями нового человечества. Благодаря прогрессу медицины всем родителям теперь подавай детей-красавчиков, здоровеньких, умненьких… но без малейшей изюминки. С людьми хотят сделать то же самое, что уже сделали с кукурузой, с коровами, с курами: получить методами селекции лучших и клонировать их. Но все они так похожи друг на друга в своем совершенстве, что вспыхнувшая болезнь косит сразу всех, тогда как у некоторых несовершенных особей могла бы развиться оригинальная сопротивляемость.

Окончательно распоясавшись, актер перешел на крик:

– Поверьте мне, мир спасут только монстры и деревенские дурачки!