Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

– Они хотят помешать нам выйти на опушку и что-то там увидеть, – поняла Лукреция, указывая подбородком на кратер.

– Поразительно! – откликнулся Анджело Ринцули. – Они защищают именно ту точку, которая отмечена на карте Аджемьяна!

– Стража святилища… – пробормотал Исидор Каценберг.

ОН и ОНА поспешно прячутся в верхних ветвях и там любят друг друга, оставаясь лицом к лицу и с трудом сохраняя равновесие. Ветки трещат, листья колышутся. После кульминации они довольно хихикают, чувствуя себя первопроходцами.

Потом спускаются. Прыгают. Играют.

И снова любовь.

Обычно случка занимает у самца от силы несколько минут, но ОН позволяет себе доселе неведомое извращение: ему нравится длить это занятие. ЕЕ это сначала раздражает, потом начинает забавлять. У обоих ощущение, что до них так никто не делал.

Поскольку она упорно сохраняет стоячее положение, он даже не может увидеть, как у нее дела с охотой. Все, что он видит, – ее соски.

Раньше, говорит ОН себе, привлекательным местом были половые органы, набухавшие и торчавшие, когда самка стояла на четвереньках, но когда она стоит, то приходится руководствоваться только твердостью ее сосков. Не это ли – эволюция?

Они снова занимаются любовью и пьяны от этого.

ОН понимает, что все самки ненасытны. Понятие стыда еще не изобретено, и их ничего не сдерживает.

После пятого захода, немного подустав, они резвятся в кустах, пугают лягушек в луже, вдвоем совершают набег на улей, и ОНА делится с НИМ секретом добычи меда. Один из способов – схватить улей и быстро бросить его в лужу. Только надо торопиться, иначе пчелы успеют опомниться и перейти в наступление.

В ответ ОН сообщает ЕЙ, как лакомиться термитами. Просто суешь в дырку в термитнике палку и достаешь ее, облепленную солдатами. Посасываешь – и жмуришься от удовольствия.

Оба счастливы, и это злит стаю. ИМ на это плевать.

После шестой случки ОНА трет ЕМУ нос, и ОН впервые ощущает связь с другим существом. ЕГО охватывает желание сыграть небывалую штуку: ОН прикасается ртом к ЕЕ рту. Она в отвращении отскакивает и предлагает «нормальное» возобновление любви. ОН настаивает. У муравьев это получается: они касаются друг дружки ртами и даже отрыгивают пищу. ОН дает ей понять, что наблюдал за муравьями. ОНА позволяет поцеловать ее в рот, но отрыгивание отвергает. Но, раз уж рты так близко, ОНА предлагает ему собрать вшей у нее вокруг губ.

Тут появляется новый вожак стаи. Его вид свидетельствует об одном: ОН злоупотребил терпением стаи и вызвал недовольство. Можно, конечно, испытывать счастье, но не до такой же степени, не так наглядно. Их идиллия – тормоз для слаженности стаи, она создает социальное напряжение.

Кроме того, он против их орального контакта: это выглядит грязно. Еще ему не нравится, как они теряют время на игры, предшествующие спариванию. Не нравится, как они занимаются любовью лицом к лицу.

От нового вожака стаи исходит угроза.

ОН в ответ показывает клыки, приподнимая губы, и вытягивает шею, давая понять вожаку, что Его личная жизнь касается Его одного. Вожак стаи не рвется в бой, внезапно он утрачивает ко всему этому интерес и качает головой, как бы говоря: «В конце концов, пускай делают что хотят».

Возможно, это первое его мудрое решение в роли вожака. Он инстинктивно понял нечто важное. ОН знает это, чувствует, уверен, что это так. Лютовать прямо сейчас нет нужды. Можно подождать, время есть. То, что ОН понял сейчас, сводится к мысли: «Чаще всего любовные истории плохо кончаются».

Как подойти к этому месту, так успешно обороняемому галаго?

Лукреция Немрод отделилась от мужчин и решительно ступила на прогалину. Медленно шагая, она зорко следила, не полетят ли в нее метательные снаряды. Лемуры тоже внимательно наблюдали за девушкой, удивленные тем, что человек движется по их территории так неспешно.

Они пронзительно кричали, чтобы ее напугать, но Лукреция была сосредоточена на своей цели и приближалась к ней, не глядя на них.

Когда до кратера оставалось всего метра три, раздался пронзительный свист, как будто в небо вонзился мини-метеорит. Снаряд ударил девушку прямо в живот и повалил на землю. Галаго снова устроили дождь из плодов манго. Обратно Лукреция двигалась ползком. У края прогалины она поднялась и отряхнулась.

– Остается единственное решение, – холодно произнесла она. – Вернуться в ближайшую деревню, обвешаться боеприпасами и строчить по ветвям очередями, чтобы всех их перебить.

Анджело Ринцули ответил, что галаго слишком многочисленны, чтобы избавиться сразу от всех. За деревьями и среди ветвей прятались несколько сотен этих юрких созданий.

– Должен быть другой выход. Будем его искать, – решил Исидор Каценберг.

Они смастерили себе щиты из коры, но лавина снарядов была такой, что щиты оказались бесполезны.

– Спасовать перед лемурами, когда цель у самого носа, – это невыносимо! – процедила девушка.

– Лемуры-часовые полны решимости убивать людей, чтобы не пустить их на свою поляну, – напомнил актер.

– Должен существовать ненасильственный способ убедить их пропустить нас, – сказал толстяк журналист. – Вы, дорогой Анджело, жили в джунглях и знаете, как у приматов принято давать понять другим, что они не имеют воинственных намерений.

– Исидор прав. Представим себя на их месте. Вечно люди пытаются навязать животным свой язык! Лучше попробуем воспроизвести их язык.

– Тем более что в свое время у вас это отлично получалось, – бросил Исидор небрежно.

Актер прикинул свои возможности.

– Ничего не обещаю, но попытаюсь.

Он согнул колени, встал на четвереньки и медленно двинулся к прогалине. В знак покорности он втянул голову в плечи и стал издавать жалобные хнычущие звуки.

Ему навстречу выступил галаго ростом в какие-то полметра. Разглядев странное четвероногое вблизи, он пронзительно запищал, обнажив зубки-иголочки, воинственно выпятил грудь и задрал подбородок.

– Думаете, этот малыш лемур – тоже наш далекий предок? – спросила шепотом Лукреция.

Анджело Ринцули, добравшийся все тем же манером до опушки, похлопал себя по темени и вытянул вперед руку. Галаго осторожно приблизился и медленно прокусил до крови человеческую ладонь. Человек скривился, но не шелохнулся.

Так же медленно, как он погрузил свои острые резцы в ладонь, примат извлек их оттуда и с довольным видом дал понять, что теперь пришла очередь запястья.

Высшему примату нелегко было подвергаться такому неуважительному обращению со стороны низшего. Но актерское ремесло научило Анджело стойко сносить унижения. Продюсеры и режиссеры всегда были на них щедры.