Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Глубоко!

Сырой песок внизу смягчает падение. Но лава настигает ЕГО и тут, обрушиваясь сверху ало-желто-черным потоком фосфоресцирующей смолы. Он прижимается к стенке. Лава прекращает наступать, не сумев преодолеть очередную ступеньку.

Все стихает.

Спасен.

ОН ждет.

Угроза жизни миновала.

Обессиленный, ОН проваливается в сон.

Утром, обойдя свое убежище, ОН убеждается, что угодил в тюрьму, в каменный мешок с гладкими стенами. Не за что зацепиться, некуда влезть, чтобы отсюда выбраться. ОН спасся от кипящей лавы только для того, чтобы околеть от голода и жажды, в полном одиночестве.

Что поделаешь, без НЕЕ жизнь все равно лишилась смысла.

ОН ждет смерти, но она медлит. Тогда он принимает решение попробовать выжить.

Сидя он смотрит в дыру над собой, на клочок неба, и молит облака подсказать ему способ спасения. Как не умереть в этом узилище от голода?

И тут с неба падает нечто.

«Значит, у вас получилось. Вы здесь. Спасибо, что пришли. Спасибо, что прочли написанное мной. А теперь приготовьтесь удивиться».

Сцена походила на картину с религиозным сюжетом. Исидор Каценберг держал письмо, Лукреция Немрод, стоя рядом, светила на него карманным фонариком, Анджело Ринцули пытался его прочесть через ее плечо.

– «Я, профессор Пьер Аджемьян, – стал неспешно зачитывать Исидор, – находящийся в трезвом уме в этом чудесном месяце мае, всегда имел оригинальные представления о наших корнях. Например, наше родство с обезьяной я всегда считал тупиком. Не было никаких причин для того, чтобы обезьяна превратилась в человека.

В головоломке не хватает одного элемента, его я и искал всю жизнь, чтобы найти здесь…»

Упавшее с неба животное, по счастью, оказалось съедобным.

Двое переживших землетрясение смотрят друг на друга, принюхиваются и определяют один другого как ходячее мясо.

Голод действует им на нервы.

Больше не колеблясь, они кидаются друг на друга, оскалив зубы и сжав кулаки. Противник быстро соображает, как действовать, и наносит ЕМУ удар в живот. Это битва не на жизнь, а на смерть. Она прерывается, только когда противникам надо отдышаться, и возобновляется с новой силой.

Силы равны, это только усугубляет единоборство, не прекращающееся два дня кряду.

На третий день бессонница и голод заставляют их расползтись в разные стороны. Обоим не до сна: за любой признак слабости придется поплатиться жизнью.

– «…Здесь, в пещере, имеющей форму котла, произошла небывалая случайность. Я постарался воспроизвести ее обстоятельства, пользуясь оставшимися следами. Случайность эта, как я теперь убежден, была любовным актом. Здесь примат вступил в любовную связь с животным другого вида. И вот вам мое открытие: от этого противного природе соития родился гибрид, человек.

Но что это было за животное? Сначала я думал, что гиена. Это объясняло бы нашу уникальную предрасположенность к смеху. «Смех – человеческая особенность», – говорил философ Анри Бергсон, забывший про хохот гиен.

Потом я стал думать о связи примата и льва. Это объясняло бы небольшую гриву у нас на голове…»

Два животных смотрят друг на друга в озлоблении.

И тут случается неожиданность: к ним в дыру падает спелый плод.

Манго.

Они неподвижно смотрят на плод. Для них эта непредвиденность имеет огромное значение. Из нее следует, что им не обязательно сжирать друг друга. Можно вместе утолять голод тем, что к ним упадет.

Итак, один: встреча.

Два: попытки выяснить, кто сильнее.

Раз ни у кого не выходит возобладать, начинаются мысли про:

Три: сотрудничество.

Оба знают, что если оставить попытки убийства, то можно будет отдохнуть, поспать.

Такое решение – огромный риск.

Первым примирительный жест делает ОН. Схватив плод, он ломает его надвое и протягивает половину другому животному. Сначала они едят манго осторожно, потом с нарастающей жадностью.

Плод выводит их из ада.

Манго.

Спасение от манго… Кто бы мог подумать?

Дальше, день за днем, к ним в яму падает и падает пища. Сначала растительная, потом и животная: малютки импалы; кролики; мангусты. Существа, спасавшиеся от хищников и на бегу провалившиеся в дыру.

Два первых обитателя ямы питаются все лучше. Оказывается, в пещере есть щель, из которой сочится приличная на вкус вода. Их тюрьма оказывается уютным гнездышком. Более того, оба соображают, что нуждаются друг в друге для умерщвления падающих к ним в дыру мелких тварей. Не говоря о том риске, который возник бы, провались к ним леопард или лев. С хищником удалось бы справиться только совместными усилиями.

– «…Запертым здесь вместе с приматом оказалось не абы какое животное. Их встреча произошла неспроста. В ней присутствовала логика…»

В конце концов к ним падает змея и кусает ДРУГОГО в лицо. ОН тут же понимает грозящую обоим опасность. Без другого ему не выжить. ОН должен его спасти.

Он отсасывает яд, лижет рану, стараясь избежать отравления и для этого быстро сплевывая. Так поступал старый вожак стаи, и ОН бывал свидетелем успешного спасения укушенных.

ДРУГОЙ удивлен, но не сопротивляется.

Разделив манго и победив змею, они трогают друг друга. ДРУГОЙ смотрит на НЕГО с признательностью.

ОН теряет самоконтроль. Товарищ по неволе – не примат, но это самка. Возможно, дело в потребности в любви, из-за нее ОН позволяет себе немыслимое. ОН спаривается с ДРУГОЙ, как будто это ОНА. Занимаясь с ней любовью, ОН думает о НЕЙ.

Так вместо ДРУГОЙ у НЕГО появляется НОВАЯ ОНА.

– «…Ознакомление со статьей д-ра Ван Лисбет снабдило меня ключом. Она объясняла, что 99 процентов генов человека идентичны генам шимпанзе, чьи органы тем не менее отличаются от человеческих. Поэтому почки, легкие, поджелудочную железу для пересадки приходится брать у другого, неожиданного, не такого близкородственного животного, чей генетический код по неведомым причинам очень близок нашему…»

Оба участника любовного соития после его завершения чувствуют, что совершили непростительное святотатство. Тем не менее «противоестественный» акт произошел вполне «естественно». Они оторваны от своих соплеменников и надеются, что те никогда не узнают об этой «близости».

Они молча смотрят в глаза друг другу. Оба поражены: при всех морфологических различиях у них обоих одинаково нежный взгляд.

Анджело Ринцули и Лукреция Немрод начали проявлять нетерпение. Слушая медленное, наставительное чтение Исидора Каценберга, они стали подозревать, что он нарочно испытывает их терпение.