Юрий Леляков - Журавлиная ночь

Да, это был неприятный момент: пришлось так же осторожно достать из уложенной сумки кошелёк, отсчитать в свете фонарика 109 рублей, вынуть из кулька брюки, положить деньги в их карман — и снова укладывать всё обратно, да ещё с немалым трудом закрыть сумку (мешал как раз кошелёк в боковом кармане, и он даже думал было оставить её открытой)… А тут и о часах вспомнил лишь затем — и пришлось разворачивать и укладывать всё ещё раз! Но и этих его троекратных ночных сборов, и отсутствия дома на полке шкафа старых часов — никто не заметил. Хотя это было не всё — но как быть с обувью, он пока не знал: не сделаешь же её плоской, чтобы уложить за подкладку чемодана — а просто исчезновение запасной пары кроссовок одновременно с ним самим выглядело бы подозрительно. Но пока всё и было не очень всерьёз — он не знал, решится ли… (И лишь уже в поезде — придумал, как быть с кроссовками, если дойдёт до дела…)

…А потом было 28 июня — день, когда сразу всё перешло в практическую плоскость. Он узнал такое, что в один момент перечеркнуло все личные проблемы — в школе, дома… Ведь если где-то уже создавалась теория, связывающая воедино и фундаментальные закономерности Вселенной, и свойства человеческой психики, и феномены парапсихологии — он не мог остаться в стороне! Тем более, речь шла об учёных, которых лишили возможности заниматься исследованиями… Правда, он так и не понял, где они работали теперь, и как им удавалось развивать теорию дальше — зато узнал о местности, где подготовленные люди (а он несомненно подготовлен) могут входить в непосредственный контакт с «людьми иной фазы»! А он-то уже сколько думал — как снова наладить контакт, вернуть доверие, утраченное когда-то по вине «обычных» людей? Впрочем, самого термина «люди иной фазы» не знал — но думал-то о них! И вот — открытый контакт! А там уже «люди иной фазы» сами выведут его на учёных, что ими занимаются…

(«Нo o ком это? — спросил Мерционов. — Вы слышали? Поняли, кто такие?»

«Нет, — признался Вин Барг. — Первый раз слышу…»

А Кламонтов — ощутил уже полузабытое, давнее: прикосновение тайны! Жутковато-захватывающее чувство, что стало редкостью в здешних вагонных буднях, путях по грани реального и нереального, бывшего и небывшего, подлинной и «сослагательной» истории…)

А Кременецкий, глядя в окно — за которым мелькали уже чёткие квадраты полей — продолжал вспоминать…

…Итак, речь шла — ни больше ни меньше (он сам с трудом поверил) — о воссоединении обеих фаз человечества! И это — подумать только — будет событие, по значению равное межпланетному контакту! Но надо было спешить: сочетание астрономических и биологических циклов делало пригодной для контакта лишь около месяца в обе стороны от летнего солнцестояния…

(«Так… просто о загробном мире? — понял Кламонтов. — О нашем, земном астрале?»

«Это сейчас для нас «просто», — ответил Мерционов. — Но не тогда, для него. Хотя… Какие циклы?»

«Не знаю, — ответил Вин Барг. — Давайте слушать.»)

…Он понял: пора действовать! Однако нужный ему человек уезжал раньше — и хорошо хоть, Кременецкий точно знал из его разговора с кем-то и сам маршрут, и дату, и номер поезда (но не того, отсюда, а другого — после ещё остановки по дороге). Теперь — надо было попасть в тот поезд, чтобы догнать его в пути. А это сложно — учитывая летнюю перегрузку транспорта. Но о каких трудностях речь — когда встала такая цель?..

…И он сперва хотел ехать отсюда поездом — но как-то однажды заметил у магазина по пути к центральному пляжу киоск «предварительной» кассы автовокзала, и решение созрело… Следующей ночью он достал из тайника (легко сказать!) десятирублёвку, а утром — зная, что, как всегда, предстоит хотя бы получасовая задержка в очереди — положил в нагрудный карман. В магазине же — как и предполагал, его желание подождать на свежем воздухе не вызвало подозрения у родителей (и ещё очень повезло, что за ним не увязался брат, который пока ничего не знал)… И всё же он не мог забыть — как с отчаянно бьющимся сердцем подходил к кассе, совершенно не представляя, что и как будет говорить (особенно если и там — очередь, и надо как-то объяснить, что он очень спешит; а в ответ прозвучит это caмоe: «Мальчик, а сколько тебе лет?»)… А получилось не так: у кассы, как ни странно, никого не оказалось — но не было и билетов ни на какой подходящий рейс. Он уже готов был добираться до Порт-Кавказа пригородным поездом — как вдруг непонятно откуда взялся вороватый субъект в чёрном костюме, с золотыми кольцами на обеих руках — и сразу заявил: «за 10 рублей есть одно место на 9-е». И что делать — пришлось пойти на это, отдав всю десятирублевку, хотя билет стоил вдвое дешевле… (А теперь в автобусе было семь пустых мест — зато так удачно для него расположенных…) Но главное — у него был билет! Не говоря уж, что и о возрасте тот человек не спросил; и ещё повезло: они пошли обратно на квартиру с покупками, и он смог выложить билет, спрятав под наволочку подушки. Иначе — если бы, ничего не купив, сразу пошли на пляж — пришлось бы отдать билет брату, чтобы не выпал по дороге (у брата карман застёгивался), и тут же всё рассказать. А так — ночью просто переложил билет в тайник…

…Теперь надо было переправить вещи в камеру хранения, а для этого — заблаговременно занять одну из ячеек; к тому же — создав впечатление, будто кроссовки украдены на пляже. И тут… В самом деле: не совершил ли ошибки, доверив эту часть тайны брату? Но кто ещё мог потом под секретом сказать матери, что он не утонул, а сбежал? (И пусть думают, что — лишь из-за дополнительных занятий по математике, как обычный подросток, не выдержавший произвола взрослых…) Да и доверил он это брату лишь «гипотетически» — и якобы для проверки реакции родителей попросил спрятать кроссовки у третьего столба ограды пляжа, перевернув и присыпав песком, чтобы были едва видны. А тот, как нередко бывало — сразу странно смутился, но пообещал выполнить просьбу… Однако, выйдя из моря после длинного заплыва вдоль берега (на большую глубину вовсе не заплывал) — он увидел свои кроссовки там же, где оставил, зато… пропали всего на размер меньшие кроссовки отца, и вышел неприятный разговор: кому идти домой без обуви? Хотя он так и рассчитывал (иначе просто не получалось) — но чтобы отцу пришлось снизойти до него, уговаривая: человеку «взрослому и с определённым положением» это слишком неудобно, не то, что ему, 15-летнему? Зато так даже естественнее выглядела его «нервная реакция»: сказал, что пойдёт домой отдельно, другой дорогой… (Тем более, тут уж смущённо-липкое выражение лица брата возмутило его всерьёз, а в ответ на процеженное отцом сквозь зубы «не придуривайся» — не пришлось даже особо изображать готовность к срыву, какой наверняка привлёк бы внимание окружающих. И он видел беспокойство матери — но что было делать!)…Он сразу пошёл как бы прямо в город, затем, сделав круг по аллеям у пляжа, вернулся… и кто знает, долго ли искал бы кроссовки у третьего столба ограды, если бы сразу случайно не увидел — внутри засыпанные песком доверху, но хорошо узнаваемые даже издали, и лишь чудом никем не замеченные — у четвёртого! Наспех вытряхнув песок, он уложил кроссовки в прихваченный заранее из дома кулёк с 15-копеечной монетой, быстро побежал теми же аллеями к автовокзалу, и там сумел незаметно для окружающих положить кроссовки в первую попавшуюся ячейку — № 161. Правда, сам кулёк при этом разорвался и треснул (так что сегодня, доставая вещи, он оставил обрывки на месте)… А когда он действительно вернулся на квартиру другими улицами — все уже десять минут ждали его. (И снова, каково вспоминать, что не мог открыть матери даже самую малость тайны!) Брату он потом сказал, будто «проверка» не удалась — кроссовки действительно пропали, он их не нашёл — а почему брат взял не те, сам не мог объяснить. Впрочем, это было уже неважно…