Юрий Леляков - Журавлиная ночь

Но — почему, как правило, такая реакция? Что страшного для «обычных» людей в «людях иной фазы»?..

(«Несходство энергий…», — успел подумать Кламонтов, уже не отвлекаясь.)

…Да, а вот именно: в каком виде обычно являются? Например — прозрачны ли, ощутимо ли их прикосновение? Сам — помнил лишь мельком, спросонья, не зная этого… А их материальная структура? Что собой представляет? Ведь «нематериальность» — лишь слово, на самом деле всё состоит из какой-то материи!..

Раньше представлял: состоят просто из воздуха, или даже электромагнитного поля — организованного достаточно сложно, чтобы сформировать мыслящую структуру; причём и перемещается не воздух, а лишь структура — как волна, состоящая в другой момент уже из других атомов и молекул… Но непонятно: какими силами поддерживается структура, что сообщает ей устойчивость? И сам воздух — пусть особым образом организованный — видеть нельзя! Разве что — биополе… Ведь если тело строится на нём, как на каркасе (и оно даже сохраняет продолжение в сторону утраченной части тела) — почему и не понять смерть как полную ампутацию тела, после чего остаётся душа как биополевая структура?

Но — из чего материализуется там некое подобие тела, и что можно делать с его помощью? Не из абсолютного же пространства, это — бред Моисея… (И он поверил!) А как души управляют такими телами? И как потом рождаются вновь? Да, сколько вопросов без ответов… И искать их придётся самому — за время оставшихся в этом году «журавлиных ночей» в Старогерцоге…

(«И намного ли больше знаем мы сейчас? — спросил Вин Барг. — Будто кто-то в определённых вопросах заводит нашу мысль в тупик! Решает, что нам на данном этапе нельзя знать…»

«А связь как утомляет! — признался Ареев. — Такая долгая… Чувствую, будет обрыв — и просто сон до ночи. Зато ночью или под утро… какое-то событие! Что-то выяснится! Без отдыха — просто опасно…»

«И правда…», — уже сквозь сгущающуюся серую пелену Кламонтов увидел — как Кременецкий вдохнул полной грудью, и, развернувшись, пошёл обратно к вокзалу.

С мыслью: да, кажется, хоть цель и отдалилась — яснее стал путь к ней!..

Как было — и с кем-то, в каком-то его тексте?..)

…Проснулся Кременецкий (и Кламонтов) не сразу — будто уже думал о чём-то, прежде чем открыть глаза и понять, где он. Да — зал ожидания, небольшая (хоть и узловая) станция… А сколько сейчас?

4. 00… Всего 15 минут до отправления! Опять едва не проспал — но и проснулся вовремя! (И — удивился странному спокойствию при этой мысли. Правда, ещё купить билет — но хоть у кассы очереди не было…

«Итак, 4 часа, — подумал Кламонтов, глядя, как Кременецкий покупал билет. — 13 июля для него, и 15-го для нас…»

«И куда это? — спросонья откликнулся Тубанов. — Всё же на северо-восток?»

«Не знаю пока, — ответил Кламонтов. — Сам только проснулся…»

«…Шаланды полные кивали —

И уходили за рубеж…–

всё ещё сонно произнёс Тубанов. — Да. Уже неладно…»

«Ну, почему? Проверю ещё на этом:

Я ЯК-истребитель, мотор мой звенит,

Небо — моя обитель…

Видите, тут всё, как было, — ответил Мерционов. — Но куда он едет — не пойму…»)

…Кременецкий вышел на тёмный ночной перрон — и тут раздалось шипение дверей поданной на посадку электрички. От пронизывающей прохлады ещё больше захотелось спать — но он не стал подниматься в ближайший вагон с другими пассажирами, а быстро пошёл к хвосту, где, похоже, в последний вагон никто не садился…

(«Но не рискованно? — спросил Тубанов. — Всё-таки там будет один! Ночью…»

«Не хочет привлекать внимание», — ответил Мерционов.)

…Кременецкий поднялся в пустой вагон — и сел сразу за выступом переборки. Так он не будет виден из тамбура… Правда, свет в вагоне был ярок, и он почти ничего не видел за окном — разве что приблизив лицо к стеклу, и закрывшись ладонью от света, зато сам был хорошо виден снаружи — но занятое место решил не менять. Тем более — пока никого, можно сменить шорты на брюки… Но надо ли? Брюки — не того размера, застегнув — не сможет сидеть, а встав по забывчивости в расстёгнутых — обратит на себя внимание! Хотя, как одет сейчас — выдавало истинный возраст, или просто вызывало странную реакцию у некоторых…. Расчёт был, что с виду сойдёт за молодого иностранца («свои» с определённого возраста обычно одевается иначе), и никто не полезет с вопросами — но не представлял, что так многие либо дурно воспитаны, либо даже… что? Вдруг понял, что не очень и представляет это второе «либо»…

(«Зато представляем мы, — откликнулся Мерционов. — И общество, по идее, человеческое, но…»

«А подразумевается… — уточнил Тубанов. — Хотя считалось: строим лучшее, совершенное общество!»

«Давайте без этих параллелей, — ответил Вин Барг. — Просто смотрите…»

«И кто тогда знал, какие мысли возбуждает у некоторых взрослых», — добавил Ареев.

«А потом: «гомосексуализм — это болезнь»! — не выдержал Мерционов. — Нет, а если вправду — щипцами, как больной зуб? Или — из гранатомёта, чтобы это их «мужское достоинство» вместе с животом клочьями отнесло на километр?»

«Как не понять, — ответил Тубанов. — Но не услышал бы он…»)

…Кременецкий, не став переодеваться, так и остался у окна слева по ходу. Он думал дождаться, пока пройдут остатки сонливости, и отправиться искать схему местных линий (должна быть где-то в поезде) — но, подняв взгляд, увидел её… прямо перед собой! Не заметил сразу! Когда нельзя туго соображать и спросонья…

Пока он боролся с остатками сна — раздалось шипение закрывающихся дверей. Он привстал — и медленно, осторожно обернулся. Странно: он и сейчас был один! В хвостовой вагон больше никто не сел! Но так даже лучше… Он выглянул из-за переборки, увидел через стекло в соседнем вагоне ещё нескольких пассажиров, не заметивших его — и, вновь поспешив укрыться за выступом, стал разбираться в схеме…

Линию, по которой ехал сейчас, он нашёл сразу. Правда, самым большим кружком был обозначен не областной город — а соседний райцентр, конечная станция электрички. Но всё равно: ещё две остановки, другим пригородным поездом — и он у цели!.. А вот Старогерцога на схеме не оказалось. Хотя Моисей и не говорил, что там есть действующая станция… Значит — либо и пригородные поезда проскакивают его без остановки, либо там — вовсе лишь тупиковая, подъездная ветка к заводу или леспромхозу. Теперь ещё спрашивать кого-то, как добраться…

(«Так где это? — не понял Кламонтов. — Всё-таки… Ровно и Здолбунов?»

«И на что он рассчитывает?» — спросил Мерционов.

«Но, понимаешь… Ведь получается, это — в окрестностях Ровно!..»)

…Кременецкий вдруг снова ощутил так мешавшую в жизни неуверенность. Хотя и не только это: он не имел права обращать на себя внимание! И вот — предстояло заговорить с кем-то незнакомым на такую, возможно, рискованную тему, как местонахождение Старогерцога! А вдруг собеседник спросит: что у него там за дела? Не говоря уж, что неуверенность и не дала сообразить: как, с чего начать сам разговор с «людьми иной фазы»? И думал же всё время — на вокзале в Тернополе, в электричке до Красне (да, так — не «Красное», а «Краснé», с ударением на последнем слоге, все почему-то называли эту станцию), и весь остаток вчерашнего дня уже в этом Красне, пока не заснул на вокзале!.. (А снилось, как вдруг вспомнил — что бежал то вверх, то вниз по лестничной клетке какого-то дома, а за окном на любом этаже неизменно оказывалась виселица с трупом, будто преследуя его!) И вот уже на исходе ночь 13 июля, и едет он в другой электричке, до Здолбунова — а какие первые слова скажет «людям иной фазы», так и не решил…