Юрий Леляков - Журавлиная ночь

Глаза постелено привыкли к темноте — и даже стало казаться, что он уже смутно различал в глухой тьме под деревьями отдельные надгробия и ограды могил. И он уже готов был двигаться дальше — как… вдруг окраина кладбища озарилась светом фонарей, вспыхнувших над улицей, где он прошёл! Он едва успел спрятаться за ближайшим надгробием — но и тут, осмотревшись, понял: это не очень надёжное укрытие. Над улицей, где шёл сперва, от остановки до угла ограды — разгорались розовым светом ртутные фонари. Ещё немного — и он будет весь в их ярком белом сиянии… Осторожно, стараясь двигаться бесшумно, Кременецкий стал перебираться за второй ряд могил, третий, четвёртый…

И вот фонари по ту сторону ограды были уже далеко — хотя прошёл он несколько метров… «Как из другого мира», — подумал Кременецкий об их едва достававшем сюда свете — чувствуя, как всё же закрадывается безотчётный страх темноты. Мир «живых» остался за оградой, лишь эти далёкие огни (и какие-то столь же смутные и далёкие звуки) напоминали о нём. Здесь был мир «людей иной фазы»…

Впрочем, пока их присутствие не чувствовалось — зато привыкшие к мраку глаза наконец различили прямоугольник скамейки, и он, решившись, осторожно сел, чтобы переодеться…

…Вдруг рядом раздался какой-то звук. Кременецкий вскочил, всматриваясь и вслушиваясь в темноту… Неужели «люди иной фазы» заметили его? Сейчас, когда он лишь собрался переодеться, не готовый начать разговор?..

Но прошло несколько секунд — а вокруг было тихо. Зато у Кременецкого пересохло в горле — и он почувствовал, как дрожит всё тело. «Старогерцог… отрог реки… журавлиные ночи…», — странно заметалось в сознании…

Но что это было? И что теперь? Ответить? Самому спросить о чём-то? Или… это — не то, что подумал? Но ведь тут нет «живых»! Может быть, просто крыса? Или…

Кременецкий хотел уже что-то сказать, но понял: его не слушаются губы и язык! Он не мог произнести ни слова!

Но… тут же понял и другое — и, коснувшись лежащего на скамейке пакета, провёл по нему рукой. И вновь во мраке и тишине раздался тот же звук — который даже теперь, сознательно вызванный, заставил вздрогнуть… Да — просто шорох пакета! И уже с этой мыслью — спадающее напряжение морозом прокатилось по коже…

(«И… Итагаро так испугался собственной тени! — вспомнилось Кламонтову. — И Джантар — через него…»)

…Но Кременецкий, едва опомнившись, подумал: «люди иной фазы» наверняка слышали! Этим звуком он привлёк к себе их внимание! Правда, пока не реагировали…

Преодолевая дрожь в руках, он осторожно уложил все маленькие пакеты в большой — и прислушался. Но было тихо — и казалось, все звуки вечернего города, отступив вдаль, были едва слышны. А здесь, вокруг — едва различимые (и даже будто нерезкие, расплывшиеся во тьме, сливаясь с ней), кресты и обелиски замерли в ожидании. Напряжённая темнота окружала Кременецкого — и напряжённая тишина застыла в ушах…

— Товарищи покойники! — наконец решившись, прошептал Кременецкий (и вздрогнул от звуков шёпота, прозвучавшего неожиданно громко, срываясь от дрожи языка и губ). — Я обращаюсь к вам потому, что оказался в очень трудном положении. Я сам объявлен умершим — и мне нужна ваша помощь. Поверьте, я никому вас не выдам… Да никто из «живых» и не поверит мне, даже если бы я рискнул рассказать им о разговоре с вами — и говорить мне теперь из них почти не с кем…

Он умолк и прислушался — но его по-прежнему окружала тишина. Ни звуком, светом, ни ещё как-то — «люди иной фазы» не дали понять, что слышат…

— …А если и вы не верите мне, то хотя бы помогите связаться с пришельцами с других планет. Всё равно из-за своих интересов: стремления к познанию мира, мыслей о том, как улучшить наше человечество — я выгляжу в обществе обычных земных людей чужим. А мне бы надо найти единомышленников… — выработанный текст кончился, и Кременецкий решил добавить пришедшее на ум только что. — Я, правда, не знаю ваших собственных политических убеждений — но поверьте мне: я за такое устройство общества, где каждое честное разумное существо любой фазы сможет без помех реализовать свои жизненные планы. Конечно, если они не идут во вред другим разумным…

(«Формулировка Джантара! — вздрогнул уже Кламонтов. — Почти в точности!..»)

…Но Кременецкий спохватился: «фаза», прорвавшаяся из терминологии Моисея, могла быть неверно понята! Однако пришлось продолжать как бы без перерыва, чтобы заминка не вызвала сомнений:

— …Вы же сами не хуже меня понимаете, что представляет собой нынешнее устройство общества — а я уже где-то с 13 лет работаю над вопросами его усовершенствования. Хотя, если взять ещё вопросы экологии, охраны природы — то возможно, и с 11-ти… И неужели вы не хотите того же, что я? Я мог бы показать вам свои тетради — если вы ceйчac сможете их увидеть, и если потом сами не скажете о них лишнее тем, в чьих коммунистических убеждениях не уверены… Согласны?

Он снова умолк, прислушиваясь — но в тишине смутно раздавался лишь далёкий гул автомобилей и звон троллейбусных проводов.

— …Или вы хотите, чтобы я рассказал, почему именно объявлен умершим? — не дождавшись ответа, вновь начал он. — Но я не знаю, как мне доверить вам это, и как вы это поймёте — если вы действительно не знаете и не понимаете всё так же, как я… А если просто так вы мне не верите — помогите хотя бы связаться с инопланетянами, — продолжал Кременецкий, и его всё более охватывала тревога. Почему они не отвечают? Всё же не слышали его, или действительно не верили? — Или… дайте хоть какой-нибудь знак, что слышите меня… Вы же сами хорошо видите в темноте, знаете, куда я смотрю…

Он застыл, вглядываясь в ближайшее надгробие — и напряжённо ожидая: вот сейчас оно озарится короткой вспышкой, или из темноты раздастся что-то похожее на голос, или… Даже не представляя, какого знака ждёт, Кременецкий весь напрягся, боясь его пропустить. Но знака не было… Ничто не нарушало эту, вдруг ставшую зловещей, тишину — и окутавший его со всех сторон кромешный мрак. Чувствуя, что его начинает охватывать странный неотчётливый ужас, Кременецкий схватился за последнюю возможность:

— …Ну, тогда хоть как-то сообщите моим родственникам, что я жив — но только тем, каких я сам назову. Дело в том, что меня разыскивают политическим мотивам — а вам-то я не сделал ничего плохого. И, если у вас есть связь с кладбищами других городов — и вы могли бы ycтpoить так, чтобы, например, моя прабабушка приснилась моей бабушке, матери, в крайнем случае, брату — ну, как вы это умеете… Скажите: если я назову вам кладбище в Донецкой области, где она похоронена — могли бы вы это сделать? И какие данные вам для этого нужны?..

Кременецкий снова закончил, и стал ждать ответа. И… тут показалось: он услышал слабый голос! Неужели…