Джек Вэнс - Авантюрист

«Так бывает всегда и во всем, Пэдди. Отчаянному человеку любая удача кажется ценным приобретением. Но теперь…»

«Когда меня посадили на цепь в яме на чертовом астероиде, – сказал Пэдди, – я мог думать только о том, как бы добраться до роскошной космической яхты и смыться на ней. Для этого я готов был рискнуть чем угодно. Мне нечего было терять. А сейчас все по-другому. Я хочу жить, мне есть для чего жить». Он взглянул на нее так, словно мысленно гладил ее по голове.

Несколько минут они сидели в молчании. Корабль плыл в пространстве – с какой скоростью? Никто из них не знал. С таким же успехом звездолет мог висеть неподвижно. Здесь, в пустоте, определить разницу на глаз было невозможно.

Пэдди встрепенулся: «Смотри! Там – Мирах. Следит за нами, насмехается – а мы боимся к нему лететь».

Рука Фэй задрожала на столе. Она неуверенно рассмеялась: «Мирах действительно выглядит странно. Как один из глаз котона».

«Из всех потомков сыновей Лэнгтри я по-настоящему ненавижу только котонов», – сказал Пэдди.

«Наверное, потому, что они мутировали больше других».

Пэдди пожал плечами: «Кто знает? Котоны и шаулы напоминают нормальных людей больше, чем остальные. Только у шаулов выросли капюшоны из кожи. А у котонов – глаза как блюдца. Но дело тут не во внешности. Дело в психологии. В этом отношении шаулы не слишком далеки от людей. Как правило, людям понятны их побуждения. Но котоны… они ушли далеко за пределы человеческого понимания. Так, будто уже сделаны из субстанции своего сумрачного мира».

«Говорить с котоном – все равно, что говорить с самым необычным, ни на кого не похожим индивидуумом, с существом, которое могло бы жить в одиночестве в дикой пустыне, довольствуясь своими странностями. А потом, когда видишь их во время одного из котонских перекриков…»

«Или во время публичных пыток. Мне довелось наслаждаться этим зрелищем, когда я работал смазчиком на борту „Кристобеля“».

Фэй поморщилась: «…Тогда они все становятся одинаковыми – остаются только ряды за рядами лиц с глазами-блюдцами. И больше ты ничего не видишь – только огромную площадь, заполненную глазами, огромными, как раковины. И тогда ты понимаешь, что все их странности свойственны каждому из них, что они бесконечно повторяются в своей неповторимости».

«Как раса сумасшедших. Нет, не совсем так, – размышлял вслух Пэдди. – Сумасшедшими их все-таки не назовешь…»

«Даже если считать их сумасшедшими – какое это имеет значение? У них не осталось почти ничего общего с предками».

«Почти ничего? Вообще ничего!»

«Ну, кое-что осталось. Любопытство. Гнев. Гордость».

«Пусть так, – согласился Пэдди. – Кое-кто из котонов – порядочные трусы. И не забывай про их шесть фестивалей».

Фэй покачала головой: «Ты зря называешь это „трусостью“. Конечно, они боятся, но боятся они не землян. Это скорее можно назвать предусмотрительностью. В их страхе нет ничего инстинктивного, это не паника, не испуг. Их секс тоже не эмоционален; для котонов переспать – все равно, что почесаться. Может быть, именно поэтому они кажутся нам такими странными: в их жизни железы и гормоны не играют существенной роли, не формируют личность».

Сжимая кулаки, Пэдди выпятил подбородок: «Ненавижу этих захребетников – так же, как ненавижу кусачих мух! И прикончить котона мне не труднее, чем прихлопнуть муху».

«Тебя трудно за это осуждать, – кивнула Фэй. – Они очень жестоки».

«Говорят, они поедают людей – и с огромным удовольствием».

«Почему нет? – горестно спросила Фэй. – Люди едят свиней. А котоны относятся к людям примерно так же, как люди – к свиньям».

Пэдди сжал зубы: «Они изобрели нейросбрую. Об одном этом достаточно упомянуть, чтобы котоны заслужили вечное презрение! – он пригладил волосы ладонью. – Не хочу, чтобы ты рисковала жизнью на Котó».

«Я не лучше тебя», – возразила Фэй.

Пэдди поднялся на ноги: «Так или иначе, заранее пугать себя незачем. Может быть, все обойдется без сучка без задоринки».

Фэй прочла текст на последнем кусочке пергамента: «„На равнине Тиша, где Арма-Гет показывает героев блуждающим звездам. Под моей всесильной правой рукой“. Арма-Гет? Ты что-нибудь об этом знаешь, Пэдди?»

Он кивнул и отвернулся, глядя на мерцающие впереди звезды: «Это своего рода мемориал, памятник героям посреди равнины – „его никто не смеет тронуть, на нем не может быть следа под страхом страшной смерти“».

Фэй удивилась: «Откуда ты это процитировал?»

«Таков их закон. Там обширная равнина, километров восемьдесят в поперечнике, плоская, как стол. Котоны погубили миллион рабов – асмазийцев, кудту и землян – заставляя их разравнивать это пространство. Идеальная плоскость не нарушается даже кусочком щебня размером в горошину. А в центре равнины – огромные статуи всех бывших Сыновей. Сэм Лэнгтри стоѝт в начале их процессии».

«Ты говоришь так, словно там побывал».

«О нет, не я. К этой равнине подпускают только котонов, да и тех только изредка и не всех. Мне об этом рассказывала спьяну женщина с Шаула».

«Если все так, как ты говоришь, найти последнюю инструкцию будет трудновато», – уныло заключила Фэй.

«Если бы у нас был тяжело вооруженный крейсер, – мечтательно произнес Пэдди, – мы могли бы спикировать прямо к подножию статуй, расстрелять все вокруг – кроме того, что нам нужно – и улететь прежде, чем котоны успеют опомниться».

Фэй покачала головой: «На Котó даже это не получится. У них на орбите – пять спутников-крепостей, они держат на прицеле каждый квадратный километр поверхности. Твой крейсер раскалится добела и разлетится на куски за десять секунд».

«Что ж, у нас все равно нет никакого крейсера, – пожал плечами Пэдди. – Я просто рассуждаю вслух, пытаюсь что-нибудь придумать».

Фэй нахмурилась и нервно закусила губу: «Да, нужно что-то придумать. У нас в руках – четыре пятых секрета сверхсветового двигателя. Мы не можем себе позволить провал».

Некоторое время они сидели в молчании. Затем Пэдди сказал: «Если звездолет опустится пониже, я могу спрыгнуть на парашюте прямо в середину Арма-Гета. В темноте я найду последний листок с инструкциями и выйду на равнину. А там ты меня подберешь, и мы снова смоемся».

«Пэдди! Надеюсь, ты шутишь?» – нежно спросила Фэй.

«Я серьезно говорю! Как может быть иначе? От одной мысли о таком приключении я покрываюсь гусиной кожей».

«Пэдди, ты слишком молод. Тебе рано умирать».

«Знаю, знаю! – согласился Пэдди. – Это мне хорошо известно». Бросив взгляд в пространство – туда, где мерцал Мирах – он проворчал: «Особенно если умирать придется на эшафоте перед толпой глазастых шизофреников».

«Даже приближаться к их планете опасно, – продолжала Фэй. – Орбитальные форты котонов засекают корабли, прибытие которых не предусмотрено расписанием. У них нет такой свободы и легкости передвижения, как на других планетах. А если мы приземлимся в Монтрасе, нам опять придется проходить обследование. С той разницей, что на Котó проверка будет гораздо более тщательной».