Артём Яковлев - Три недели в настоящем

Но про эти наши полемики Лике знать было необязательно.

— А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…

Ну, началось!

— Лика! Я что, телефонный аппарат, что ли? Ты ему сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?

Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и очень нравится, и совершенно неприемлема. Одновременно. Я вздохнул и пошёл в свою комнату за бумагой. Потом положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго ещё не решалась начинать. Сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.

— Только пообещай, читать это ты не будешь!

Ну, вот, новые капризы.

— Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила. — в этом я был честен. Никогда я не заглядывал в чужие записки. Считал это недостойным и даже подлым. Как воровство.

— Хорошо. — спокойно ответила Лика и начала всё-таки писать. Вероятно, удовлетворившись этим моим объяснением.

— Может мне выйти, подождать в другом месте? — предложил я, вставая. Мне, вообще-то надо было, пока Лика занята письмом, прибраться у себя в комнате.

— Нет-нет! — встрепенулась она. — Ну, пожалуйста посиди! А-то я совсем заревусь.

Пришлось мне сесть, раз она такая рёва. Изредка поглядывая в мою сторону, Лика писала около получаса. Один раз она начала всё вычёркивать, и потом смяла почти полностью исписанный листок и с извиняющимся видом посмотрела на меня. Я всё понял и принёс ей ещё три листка. Больше в моём принтере всё равно не оставалось. И всё началось снова. Лика теперь на меня не смотрела и лихорадочно заполняла строчку за строчкой. Иногда от усердия высовывая язык. Пока она глядела только на бумагу, я воспользовался такой удачной ситуацией, достал свой Самсунг и включил запись видео. Девчонка была неотразимой… Может потом покажу это Виктору Александровичу, какой красивой она стала. Мне бы это было интересно. Когда Лика поставила в конце точку, я незаметно выключил и сунул смартфон в карман. И меня потянуло на глупые шутки.

— Дописала? Теперь будем считать это документом. — совершенно с совершенно серьёзным лицом сказал я. — Поставь дату и распишись. И не забудь свернуть. И сверху подпиши: кому и когда.

Я вспомнил про адрес, написанный Виктором Александровичем на его письме.

Мой серьёзный вид всё-таки, наверное, подвёл Лику. Она не поняла, что я шучу, и точно собралась портить свой рукописный шедевр излишними дополнительными закорючками.

— Я пошутил! — торопливо сказал я, видя, что она занесла над бумагой ручку.

Не понимая, она стала рассматривать моё лицо.

— Прости, я правда пошутил!

— И подписываться не надо?

— Подписаться можешь, но папка, я думаю, и так поймёт, что это от тебя… Только сверни, у меня без тренировки с закрытыми глазами это сделать не получится.

Когда письмо было перечитано и свёрнуто, я спросил:

— Что ты там в школе пропустила?

— А! — беззаботно махнула рукой Лика. — Я прямо с утра пошла в медпункт и сказала, что плохо себя чувствую. Наверное, простудилась. Врачиха сказала: «Тогда иди домой. Я сама сообщу кому надо». Она нормальная тётка. Так что я свободна!

Я ничего ответить не успел, потому что пришёл Профессор. Лика первая выпорхнула из кухни открывать дверь и, открыв, тотчас сказала:

— Здравствуйте, профессор!

После этого Димка был в шоке и целую минуту не мог ничего сказать. Пришлось мне приходить ему на помощь:

— Лика, он Профессор только для своих друзей. Это не учёная степень, а прозвище, ник у него такой, если хочешь, кличка. И к тому же здороваться с ним не принято. Как и прощаться. Это как бы традиция такая.

— Это правда? — спросила Лика Димку. Видно, в последнее время у неё закрались оправданные сомнения в моей честности.

И Димка кивнул.

В комнате у меня со вчерашнего трудного дня был лёгкий кавардак, поэтому я предложил, и все с этим согласились, что лучше будет заниматься делами на кухне. Димка, конечно удивился в изменениях личного состава нашего неофициального клуба, но до определённого времени не возражал. А я сказал Лике:

— Только учти, твоё время здесь — пока в школе идут уроки. Потом, не обижайся, я тебя прогоню. Домой-то сама доберёшься?

Лика безразлично кивнула, её, похоже, это не очень волновало.

Когда мы сели втроём за стол, Димка всё-таки поставил вопрос о конфиденциальности. Я видел, как он его гложет, и дал высказаться.

— Я, конечно, понимаю, что вы родственники, но всё-таки… Можем ли мы говорить сейчас обо всём? — этот вопрос был, без сомнения, ко мне. — Честно. Я не хочу, чтобы появилась утечка информации. Так рисковать…

Я перебил:

— Остынь! Ты о какой утечке?.. Меня имеешь в виду? — Димка молчал и взгляд его показывал, что я очень близок к истине. — Ага! Это я привлекаю новых и непроверенных людей?

Тут уж он кивнул. Не понимая, что я имел в виду не Лику, а его самого.

— Угу! — сказал я. — А ещё я собираюсь разболтать обо всём какому-то Виктору Александровичу…

— Но это-то другое дело! — вспыхнул Димка. — С Виктора Александровича всё и началось. Он…

— Хорошо! — констатировал я. — А-то я уже начал считать себя предателем нашего важного дела…

Мой спокойный тон и, сквозившая в речи, ирония Димку смутили. Он снова потерял приоритет в разговоре, поэтому ничего вставлять больше не решился. Лика, я видел, хотела что-то сказать. Но я решил её пока проигнорировать. Дело касалось таких священных понятий, как дружба и доверие.

— Ты, Дима Калашников, самый новый, и менее всего проверенный член клуба. Меня в этот клуб включили, когда мне исполнилось шестнадцать. То есть, более шести лет назад. — Димкино лицо, пока я говорил, всё более вытягивалось. — Я не говорю, что я святее Папы Римского. Я, например, тебя в тайну машины времени посвятил… Но всё-таки самым старым и самым проверенным членом клуба является Анжелика. Она в этом клубе была, практически, с рождения… И ни разу не подвела.

Я этими словами поднял престиж своей «сестрёнки» на небывалую высоту. Мне это было необходимо. И после таких слов я ждал аплодисментов или хотя бы чьих-нибудь возгласов одобрения, но на кухне стояла гробовая тишина. Я обвёл глазами молчаливый контингент. Лика почему-то не радовалась и смущённо молчала, а Профессор явно что-то хотел сказать, но только не решался, и задумчиво водил пальцем по скатерти. Я ещё предоставлю ему возможность высказаться. Потом.

— Ты Дима, куда хотел меня сегодня отправить? — прервал я молчание.

Димка, очнувшись, вздрогнул и сказал:

— Я думал, для начала, на несколько суток, дня там два-три, потом, уже завтра, на несколько месяцев. И только потом…

Я жестом остановил его. Стоп! Ясно, куда именно он собирался отправить меня «и только потом»!