Артём Яковлев - Три недели в настоящем

— Легче? — участливо спросил майор.

— Немного. — мне не хотелось, чтобы он заподозрил мою готовность сделать прыжок.

Я снова сел на прежнее место за столик.

— Тогда продолжим. У нас остался невыясненным вопрос о сотрудничестве. Вы, Валерий Евгеньевич, должны понимать, что у вас просто нет другого пути. Согласны вы с этим, или нет, но придётся помогать нам. Так что давайте сделаем всё мирно. Это больше в ваших интересах, чем в моих! А мне, если вы не хотите на время с ним расстаться, необходимо, чтобы вы рассказали об этом устройстве всё. Понимаете?

Я вздохнул. Почти то же самое, только иными словами, сказал когда-то в две тысячи одиннадцатом Виктору Александровичу Егорову я сам. И я проговорил:

— Как мне сказал когда-то первый владелец часов, я тоже хотел бы это знать. У меня сведений об этом ещё меньше, чем вы думаете…

— Так может мы поможем друг другу. Мы можем привлечь для изучения этого устройства различных исследователей. И, на определённых условиях, конечно, я готов поделиться полученной информацией с вами… Вы можете смело на это рассчитывать.

Я снова посмотрел на синюю папку, лежащую за спиной майора. Если бы можно было подтянуть её к себе хотя бы взглядом, я сделал бы это не задумываясь…

— Вы упомянули о помощи. Я вам помогу, если хотите, но мне нужна ваша помощь именно сейчас. — я, пожалуй, стал вести себя уже нагло. — Я вам сказал, что это письмо мне. Дайте, я прочитаю, и потом всё, что захотите…

Видя, что он сомневается, я решил давить дальше:

— Это письмо от моего родного дяди. Он умер. И это оставил для меня… Неужели в ваших правилах нет ничего человеческого?..

В кабинете повисла тишина. Я очень надеялся, что это проймёт. Поэтому дальше молчал. Высокий наклонился к майору и стал что-то шептать в ухо. Я расслышал только одно: «Не верил…» или «Не верит». Они шептались ещё секунд двадцать. Потом майор повернулся ко мне.

— Хорошо! Я нарушу правила и дам вам прочитать письмо вашего дяди. Взамен я жду что вы дадите мне возможность познакомиться с вашими часами.

Я кивнул. Согласие было достигнуто и высокий взял синюю папку со стола и подошёл ко мне. Папку он прижимал к себе и выжидающе смотрел на меня. Получить всё как я хотел, мне не удалось. Мне папка нужна была именно в моих руках. Я уже тонул во вранье:

— Я не уверен, что здесь у вас все листы. Потому что мне говорили, что там были и какие-то фотографии. — я врал нагло, с серьёзным лицом.

Высокий заглянул внутрь папки и пожал плечами:

— Нет здесь фотографий! Только рукописный текст.

Готовясь к рывку, я сидел не шевелясь. Мне нужно было только получить папку в свои руки…

— Можно, я сам посмотрю? — как можно более безобидно попросил я.

Майор кивнул высокому и тот протянул мне тяжёлый бювар. Я как мог более спокойно взял и тут же сунул себе подмышку. Потом вскинул левую руку и потянулся к ней правой.

— Эй-эй! — вскрикнул высокий и схватил меня за правую руку.

Я жалобными глазами посмотрел на него и овечьим голосом проблеял:

— Часы снять…

— А… — сказал высокий, отпустил мою руку и отступил на шаг.

Это была его ошибка. И я тотчас же ей воспользовался. Всё произошло за секунды. Сунул палец под циферблат и до щелчка надавил последнюю кнопку. Чтобы успеть сгруппироваться, приподнялся с кресла. Увидел удивлённые, без тревоги ещё, лица этих двоих и ещё до вспышки закрыл глаза и сделал шаг. Пока весь наш разговор тянулся, я незаметно вентилировал лёгкие неглубокими, но частыми движениями брюшной диафрагмы. Для собеседников это совершенно незаметно. Теперь же, когда грянул яркий свет, я чувствовал от избытка кислорода в крови лёгкое головокружение. Меня покачивало и куда-то несло… Свет мерцал. Я даже обычного холода почти не чувствовал.

К концу второй минуты, наконец захотелось сделать вдох. Но было ещё очень рано. Я приоткрыл глаза. Пустой кабинет неустойчиво покачивался. Шторы и жалюзи часто-часто открывали внешний свет и снова закрывали его. Всё время мерцал яркий светильник на потолке. Потом он исчез… Исчезли шторы, окно стало сквозным проёмом… И бесконечно яркий свет хлынул внутрь.

Стены быстро таяли, и подо мной, где-то глубоко внизу образовалась мерцающая яма… И я в неё падал. Медленно, но неуклонно. Надо было готовиться к приземлению. Я не представлял, как можно целым упасть с такой большой высоты! Ногами эту скорость погасить будет невозможно! Но ничего изменить я уже не мог. Сам на это подписался, и теперь пожинал плоды.

Когда яркий свет наконец погас и вернулись городские звуки, остатки опоры подо мной растаяли. Я, потеряв устойчивость, судорожно взмахнул руками и полетел вниз… Почти целую секунду я падал, потом что-то упруго ударило по правой ноге и меня завалило в сторону… Треск веток и разорванной ткани. И хлёсткий удар, рассыпавшийся по всему телу…

Я был в сознании. Это было хорошо. Тёплый ветерок ворошил листья на тонких ветках у моего лица. Я пошевелился и стал скатываться с куста. Да, я упал на куст. Пахло свежей зеленью и ещё чем-то до отвращения, до боли знакомым… Да это же тот сквер, который я помнил с детства! И гнилостный запах исходил от лежащего тут же между кустов бомжа. Живого, я надеюсь. Фу-у! Надо быстро уходить.

Было уже темно. Десять часов вечера. Семнадцатого июля две тысячи третьего года по часам… Вот это я махнул! Четырнадцать лет с лишком. Время я выбрал, чтобы было тепло, так как я уже мёрз в недавнем прошлом, и темно, чтобы никого не напугать своим падающим из ниоткуда телом… Шлёпнулся с десятиметровой высоты, ничего не сломал и даже сознания не потерял! Спотыкаясь о бутылки и шуршащие пакеты под ногами, я вышел на более твёрдую поверхность. Наверное, асфальт.

И тут меня, словно громом поразило! У меня в руках ничего не было. Я потерял ту папку, из-за которой сюда и попал. Мудро поступил, ничего не скажешь! Выкинул себя в непроглядную ночь. Времени оставалось быть здесь только полчаса. За это время я должен найти папку и отбежать, чтобы не оказаться случайно замурованным в фундаменте.

С папкой всё же мне немного повезло. После десяти минут упорных поисков поблизости от бомжа, в переулок рядом со сквером, въехал автомобиль. И в его фарах на ветке дерева я увидел синий проблеск. Несколько встряхиваний липы и бювар с громким стуком падает на асфальт. Он целый, внутри шуршат три бумажки моего дядьки. Всё великолепно! Теперь нужно как-то отсюда исчезнуть… Город в этом времени, по крайней мере, эта окраинная его часть, совершенно чужой. В какую сторону можно бежать, совсем не знаю. Где здесь запад, где восток… Что здесь будет через пятнадцать лет? Мне самому в этом две тысячи третьем году исполнилось только восемь… И здесь я тогда уже не бывал. А в этот сквер меня несколько раз выводила раньше мама, когда я был ещё совсем маленький. Я с удовольствием искал здесь друзей, таких же мелкотравчатых, и играл с ними во все обычные детские игры.