Андрей Валентинов - Локи

Пора было начинать. Комплект инструментов он тоже позаимствовал в гараже. Пачка сигарет – сутки проката. Хорошо, что у «дезертиров» имелась своя подпольная касса, выручили.

Ключ, еще один ключ, отвертка…

– Рихтер! Вы там?

Он понял, что поработать сегодня не придется. Из открытой двери правого спонсона блеснули знакомые окуляры.

– Вылезайте! – распорядился гауптман Карел Домучик.

Лонжа даже головы не повернул.

– Не хочу!

Бывший нарядчик тяжело вздохнул, снял фуражку и принялся протискиваться в танк.

– Над вами все смеются, Рихтер. Эту консервную банку чинили уже пять раз с одинаковым результатом. Скоро коменданту надоест, и он отправит вас в вечный наряд.

– Пусть смеются. Я – цирковой, мне привычно.

Кресло в танке имелось одно, водительское, в нем Домучик и устроился, но перед этим плотно прикрыл дверь спонсона. Стало тихо и глухо – как в танке.

– У меня к вам несколько вопросов, Рихтер.

– И у меня. Кто первый начнет?

Церемониться с Домучиком он не собирался. Одним миром мазаны.

Контрразведчик взглянул без всякой симпатии:

– Я хочу, чтобы вы подробно пересказали ваш разговор с Гиммлером. Он мне покоя не дает! Гиммлер сейчас сцепился с Герингом и руководством Вермахта. У него забирают концлагеря и хотят переподчинить отряды СС, сделав их обычными армейскими частями. Фюрер пока не вмешивается, ждет, чем все кончится. Именно теперь Гиммлер должен нанести удар, причем смертельный, сокрушительный. Он что-то задумал, какую-то, как вы сами сказали, мерзость. Важно каждое слово. Говорите!..

Лонжа, присел на голый железный пол к гаечному ключу поближе. Очкастый вроде клеща, не оторвешь. Но может рискнуть? Ему и самому разговор каждый день вспоминается.

– Только, господин Домучик, вы не удивляйтесь. Агроном или пошутил, или обознался. Он говорил со мной, как с Виттельсбахом.

Окуляры неярко блеснули.

– Знаю! Агроном он прескверный, а вот актер неплохой, разыграл целый спектакль. Вы, Рихтер, не профессионал, вам не оценить. Настоящий Виттельсбах сейчас в «Колумбии». Тоже там бывали? Вот его-то рейхсфюрер никому не покажет. Рассказывайте!..

На миг Лонжа растерялся. Если и спектакль, то он поверил… Но и Домучик, профессионал чистых кровей, поверил, пусть и в совсем другое!

Ладно… Танк никуда не убежит.

На этот раз шли долгой цепочкой, впереди взводный с фонарем, за ним еще шестеро. Лонжа – предпоследний. Подземный ход уже ничем не удивлял. Лестница, коридор, снова лестница, пустые бутылки у стены. Шедший впереди незнакомый парень уже примерился было врезать ногой по той, что ближе, но в последний момент передумал.

– Договаривались же! – бросил, обернувшись на миг. – Каждый за собой убирает. Намусорим – ключи отберут.

Лонжа понимал, что тайные собрания Мертвецкого равелина давно уже ни для кого не секрет. Просто традиция – от чужих глаз подальше. Глаз там действительно нет, но вполне могут быть уши. Конспирация детская, Домучик или иной кто наверняка завербовал кого-то из их семерки. «Откровенничай только с теми, кого хорошо знаешь и то прежде три раза подумай». В подполье чрезвычайное положение, а тут что ни вечер разговоры по душам.

Может, потому его, представителя Германского сопротивления, и направили в Горгау? Чтобы будущий улов выглядел весомей? Все караси, а он вроде щуки. У Гиммлера же теперь есть собственный Виттельсбах, чего и следовало ожидать. «…У меня найдутся мои ручные монархисты с претендентом на престол». Зачем сказал? Да затем, чтобы он, Лонжа, занервничал, принялся искать контакты, наговорил бы лишнего. Например, прямо сейчас, этим вечером, среди верных «камрадов».

Не верь, не бойся, не проси…

– Начинаем!

Заседали прямо под дождем, укрывшись захваченными с собой кусками брезента, по одному на троих. Сдвинули ящики, на тот, что в центре поставили фонарь.

Ораторов не представляли, первого Лонжа помнил еще с полевого лагеря. Дезертир Кассель, «красный», в компартии не последний человек, каким-то чудом вернулся из Вайсрутении. Был в другой роте, которая воевала южнее.

Здесь, в Горгау, и встретились. Пожали руки, но откровенничать никто не спешил.

– Товарищи! Наша фракция ознакомит вас с решением Центрального комитета КПГ. Информация достоверная, мы два раза перепроверили…

Нелегальная связь работала, пусть и с перебоями, но Лонжа не спешил рассылать письма. В надежность тайной почты верилось так же слабо, как и в здешнюю конспирацию.

– …Руководствуясь решениями Седьмого конгресса Коммунистического Интернационала о создании в капиталистических государствах Европы Народного фронта и учитывая текущую обстановку, Центральный комитет счел возможным включить своего представителя в создаваемый в эмиграции Национальный комитет Свободной Германии…

В ответ – негромкий, немного обиженный ропот сидевших на соседних ящиках «черных». Коммунисты успели первыми.

– …Центральный комитет исходил также из того, что свое согласие на участие в комитете уже дал ряд групп, представляющих самый широкий политический спектр эмиграции, в том числе деятели Национальной и Католической партий, а также социал-демократы…

Харальд Пейпер, он же Мельник, не терял времени даром. Теперь в будущий Национальный комитет захотят попасть все противники Гитлера. Сегодня – комитет, завтра правительство в изгнании. А потом настанет послезавтра…

«Вы, Рихтер, не профессионал». Домучик прав. Со стороны кажется, что все сделано верно, враги Бесноватого наконец-то смогут объединиться. Но ведь и Агроном это знает! Многие из сегодняшних эмигрантов не так давно получили свободу. Их не просто выпустили из «кацетов», но и позволили пересечь границу. А здесь, в Горгау, никто не мешает собираться возле Мертвецкого равелина.

«Будет вам мерзость», – пообещал Генрих Луйтпольд Гиммлер.

– Ничего не хочешь сказать, камрад?

Это уже ему, представителю Германского сопротивления. Лонжа покачал головой. Странно! Не так давно он спорил с «черными» и «красными», призывал к единству. Дом, расколовшийся надвое, не устоит. Казалось бы, вот оно, единство!

Люди молчали. С темного неба лил мелкий дождь. Старые крепостные стены надвинулись, грозя сомкнуться, среди камней уже слышался негромкий осторожный шорох…

Мертвецы с погибшего равелина собирались на смотр.

– Господа! Господа! Не знаете, куда нас везут? Господа…

Гул мотора заглушил негромкий шепот. Грузовик трясло, приходилось крепко держаться за лавку. Но здесь, в обтянутом брезентом кузове, все-таки не так плохо, по сравнению с тем, что пришлось пережить в поезде. В обычный плацкартный вагон загнали почти две сотни. Отправлять не спешили, час шел за часом, а люди все продолжали пребывать. Стояли в проходах, некоторые, потеряв силы в душной тесноте, пытались сесть на пол, но «черная» стража тут же пускала в ход дубинки. Локи даже не сразу сообразил, что поезд тронулся. На него навалился сосед, чуть не сбив с ног, двое упали, вызвав лютый гнев охранников. Потом вагон начало трясти. Об этом сообщила цепочка, которой Хорст был прикован к полке. Таких, как он, окольцованных, в вагоне оказалось не менее десятка. К наручникам полагался стальной жетон с номером. Не потеряешься, даже если очень захочешь.