Андрей Валентинов - Лейхтвейс

«Марсианин»…

– Не двигайся, Таубе, – посоветовал знакомый голос. – Не надо, успею первой.

Еще одна молния ударила слева – и тоже зависла над камнем. Лейхтвейс без особой надежды прикинул, можно ли заметить незваных гостей через черный пулеметный прицел. Нет, слишком далеко они от края, напарник видит лишь его самого. Поднять руку? Но группы Фридриха нет, а обо всем прочем они даже не подумали.

– Привет, Рената! – вздохнул он. – С какой высоты падала?

«Стрекоза» улыбнулась, дрогнув пистолетным стволом.

– С двух километров. Обожаю свободный полет! Зачем ты пошел в горы, Таубе? Ты же знаешь, я их не люблю. Мы с тобой – Антеи, но наша твердь – небесная. А ты от нее оторвался.

Лейхтвейс хотел возразить, но «марсиане» не собирались спорить. Тот, кто слева, был уже рядом. Удар пришелся точно в висок, и утренняя, напоенная солнцем, синева сменилась безвидной черной ночью. Сквозь тьму донесся еле различимый голос шарманки, но и он через миг пропал без следа.

Черновики князь писал только карандашом, даже не писал – рисовал. Кружочки, ромбики, квадраты, стрелки ровные и стрелки-молнии, и лишь кое-где, сиротливыми островками – буквы. Иногда поверх всего ставился косой Андреевский крест, после чего лист летел в корзину для мусора. Но чаще лист переполнялся, поверх фигур и линий карандаш рисовал маленьких смешных человечков, молнии тянули за край, и тогда бумагу приходилось переворачивать.

– Потрясающе! – восхитилась однажды Глория Свенсон, заглядывая князю через плечо. – А… А что это, Сандро?

Их короткий медовый месяц. Лето, пальмы за окном, бездонное калифорнийское небо. О том, что будет завтра, старались не думать.

– Сценарий, – улыбнулся Дикобраз, пытаясь пригладить ладонью непокорные иголки. – Ты же просила. Мелодрама, роковая женщина, убийство и благородный граф с белым шарфом на шее.

Актриса осторожно взяла в руки тонкий бумажный лист.

– А я? Где здесь я?

Карандаш указал на один из неприметных квадратов, и Свенсон слегка обиделась. Она бы предпочла молнию.

– А убийца?

– Дворецкий!

Грифель легко коснулся овала с крестом посередине.

Актриса отдала лист, закусила губу.

– Знаешь, Сандро, в этом есть что-то неправильное. Жизнь – она не такая.

Дикобраз невесело усмехнулся.

– Именно такая. Все прочее – декорации и грим.

Свенсон, протянув руку, легко коснулась его щеки.

– Не говори так. Даже если это правда.

…Два квадрата, кружочки, молнии… Поверх всего – Андреевский крест. Князь перевернул лист. Выбрасывать не стал, в этих краях бумага – редкость, с трудом удалось достать полпачки.

Сюжетные линии не сходились. Убийца-дворецкий глумливо хохотал.

Дикобраз взглянул в окно, снял пиджак со спинки стула. Газету привезут лишь вечером, а без нее работалось плохо. Радиоприемники в Матере имелись, но только на вершине Кавеозо, куда уже подвели электричество. Один у синьора подесты, второй – у некой почтенной вдовы, чей сын работал в Штатах и время от времени присылал доллары в почтовом конверте.

В маленькой комнатке делать было нечего. Князь надел пиджак и взял с вешалки шляпу. Без головного убора на улицу выходить в этих местах не принято. Простоволосым доверия нет.

– А вот и он, – сообщил хозяин гостиницы, но тут же поспешил исправиться. – То есть, его светлость.

Маленький зал, стойка регистрации, пальма в глиняной кадке, открытая входная дверь. Рядом с хозяином некто в форме при кобуре и фуражке. Толст, щекаст, усат, глазами темен, взглядом суров. Служебный долг во плоти.

– Здравия желаю, ваша светлость! Чезаре Бевилаква [14] Bevilacqua – Пей воду ( итал. ). , бригадир карабинеров!..

В воздухе отчетливо повеяло альянико греко, и князь решил, что одно из чувств ему изменило.

– А благоволите-ка, ваша светлость, проследовать со мной!

Бригадир косолапо зашагал к выходу, и винный дух следовал за ним.

На улице пришлось переждать, пока осядет пыль, поднятая очередным ослом, груженным вязанкой хвороста. Флегматичная тварь божья никуда не торопилась, несмотря на понукания и призывы погонщика, и синьор бригадир успел выкурить папиросу ровно до половины, прежде чем стало возможно ступить на дорогу.

– Скотина, – констатировал он беззлобно. – Я, ваша светлость, здесь уже четвертый год. Поначалу меня эти ослы страх как злили, но потом привык. Даже, знаете, подобрел к ним слегка – когда с людьми ближе познакомился.

Поглядел направо, почесал затылок.

– Нам, пожалуй, туда.

В здешней географии князь уже освоился. Налево – в Матеру, направо – наоборот, к перевалу и станции Эболи.

– А зачем, синьор бригадир?

Чезаре Бевилаква, взглянув со значением, огладил пышные усы.

– А затем, синьор интерно, что я сейчас при исполнении. Можно сказать, закон! И действую вам же во благо.

Оставив усы в покое, поправил ремень с блестящей на солнце пряжкой и как бы случайно коснулся висевшей справа фляги в чехле. Прокашлялся.

– Да… Что-то в горле першит, вероятно, от пыли. Надо бы слегка…

С сожалением отдернув руку, вздохнул.

– Ладно, не сейчас. Долг же мой, ваша светлость, можно даже сказать, непременный долг, состоит в том, чтобы предостеречь. Вы здесь человек новый, и вероятно не знаете, что интернированным в Матере лицам дальше кладбища ходу нет!

– Логично, – рассудил князь. – Впрочем, все мы там будем!

Бригадир нахмурился и зашевелил губами, словно пытаясь прожевать слышанное. Наконец вскинул голову.

– А-а, вы в этом, стало быть, смысле? А я в самом прямом. Чуть дальше по дороге – наше кладбище. До него интернированным ходить можно, а дальше нельзя, запрет. Вот я решил лично вашей светлости все как есть показать.

При этом поглядел так серьезно, что Дикобраз тут же ему поверил.

– Польщен, – улыбнулся он. – Только давайте без титулов. «Синьора» за глаза хватит.

Усатый хитрец князю определенно понравился. Бригадир усмехнулся в ответ и вновь положил пальцы на флягу.

– Вот я и говорю: пыль, в горле першит. Не желаете по глоточку, синьор Руффо? Кстати, вы же из Рима, из столицы? Это знаете, хорошо, это я бы сказал, очень перспективно. Особенно, знаете, в смысле оптовой торговли…

Дорога на кладбище была уныла и пуста, лишь очередной осел лениво перебирал ногами, оставляя за собой белый пыльный шлейф. Вино в бригадирской фляге оказалось отменным не в пример уже испробованному, однако долей коммерсанта князь так и не искусился, несмотря на радужные перспективы, обильно рисуемые его усатым знакомцем. Всех местных торговцев синьор Бевилаква уже взнуздал, однако имелась проблема с товаром для лавок. Перекупщики в Потенце безбожно накручивали проценты. Вот если бы организовать поставки из столицы!..