Индра Незатейкина - Вкус полыни

— Не обращай внимания, — махнул рукой Саша. — Откуда он может знать. Видно же, что неместный какой-то. Командировочный, небось.

— Саш, Саш, а твоя мама на работе сейчас? — я оглянулась в сторону дворца культуры.

— Да, у нее до шести работа, а потом вечер поэзии, — вздохнул Саша.

— Значит, нам не надо срочно домой? А давай в парк заедем? Там колесо обозрения включили, видишь? Вот бы прокатиться!

Саша колебался.

— Да там билет наверняка копеек двадцать пять стоит, а у нас денег нет, — сказал он.

— А может, это пробный пуск, и катают без билетов? — предположила я. — Как на «Ромашке» тогда, помнишь, мы прокатились пять раз, нам аж опротивело? Давай заедем и глянем одним глазком!

— Ну, давай, — согласился Саша.

Мы перешли через дорогу, на площади снова сели на велосипед и, проехав между ДК и гостиницей, очутились в парке. Мы покатили к аттракционам по главной аллее, мимо клумб с пестрыми тюльпанами, мимо фанерных тумб с картинками гербов союзных республик, комсомольцев с красным флагами, инженеров над чертежами и рабочих на фоне высоковольтных линий электропередач. Ко всем аттракционам толпились длиннющие очереди. Билетерша в деревянной кассе-теремке только успевала продавать билеты.

Увидев это, Саша разочарованно присвистнул.

— Смотри, Саш, и машинки пустили! — я потянула Сашу к аттракциону «Автодром». — Давай хоть посмотрим!

Посмотрев, как сыпятся синие искры с сетки и сталкиваются счастливчики в машинках с резиновыми бортами, как радостно хохочут дети, пролетая верхнюю точку на «Ромашке», мы подошли к колесу обозрения. К колесу стояла самая длинная очередь, но двигалась она довольно быстро — как только одна из кабинок оказывалась внизу, над посадочной площадкой, пассажиры резво выпрыгивали из нее, а следующие четверо успевали забраться на освободившиеся места.

— Проходим, проходим, не задерживаемся! — управляла людским потоком бабулька-билетерша. — Ваши билетики? Пошустрей, пошустрей, все прокатиться хотят.

Мимо нас прошли взрослые ребята, только что покатавшиеся на колесе обозрения.

— Ну и ну, красотища, скажи! — делились они впечатлениями. — Весь город как на ладони!

— Ну, прямо как игрушечный!

— А станцию, станцию видели? Марево, как будто в жару над асфальтом, аж плывет все!

— Да это дым, горит там что-то.

— Скажешь тоже! Просто атмосферная дымка, весной такое часто бывает.

Мы еще немного поглазели на счастливчиков, которым удалось прокатиться на колесе, и отправились восвояси, решив, что зайдем покататься на майских праздниках, когда народу, наверное, уже поубавится.

Как только мы выехали на пешеходную дорожку вдоль улицы Курчатова, мимо нас пронесся «рафик» «Скорой помощи», завывая сиреной и мигая синим маячком. Я успела заметить в кабине папу в белом халате и медицинской шапочке.

— Пап! — крикнула я и помахала ему рукой, но папа нас не заметил. Лицо у него было очень озабоченное, наверное, к какому-то тяжелому больному поехали. Да и не включили бы иначе сирену. Саша оглянулся и тревожным взглядом проводил «Скорую».

— Папу на вызов отправили, — сказала я.

Саша промолчал.

Мы проехали мимо кинотеатра, мимо фонтана со скульптурой Прометея, — там прогуливались по-субботнему нарядные люди, девочки прыгали через скакалку и резиночки, малыши рисовали мелками на бетонных плитках, возле музыкальной школы играли бадминтонисты и мальчишки стучали мячом о стенку, на скамеечках большие ребята ели мороженое и обсуждали, на какой фильм сегодня лучше пойти. А ближе к пристани нарядная толпа разбавлялась милиционерами, военными и людьми в рабочей одежде и странных белых повязках на лицах, которые таскали какие-то мешки.

— Ой, Саш, смотри, — подергала я Сашу за куртку. — Что здесь такое?

— Учения, может? — неуверенно ответил Саша.

Мы свернули на улицу Дружбы народов, к больничному городку. Вот здесь стало уже окончательно ясно, что в городе что-то не в порядке.

Напротив главного корпуса стояли две машины «Скорой помощи» с включенными мигалками и автобус «Икарус». Санитары заносили в автобус больного, сплошь обмотанного бинтами. Я даже не знала, что так бывает на самом деле. Вокруг суетились медики, милиционеры, плакала возле автобуса какая-то тетенька, дяденька с чемоданчиком-«дипломатом» и депутатским значком на пиджаке, высунувшись из задних дверей, кричал кому-то: «Не знаю! В Борисполь, больше ничего не знаю!»

— Ой, Саша, стой, стой! — закричала я, увидев среди людей в белых халатах свою маму. — Стой, там моя мама!

Едва Саша притормозил, я спрыгнула с велосипеда и прямо через дорогу кинулась к автобусу. Пробилась сквозь толчею, подбежала к маме и прижалась к ней, задрав голову и радостно улыбаясь, заглянула ей в лицо.

— Здравствуй, мамочка!

— Алиса! — мама как будто не обрадовалась моему появлению, и даже испугалась чего-то. — Отойди, отойди сейчас же! Прекрати меня обнимать! Халат грязный! — она высоко держала руки в медицинских перчатках, как будто боясь прикоснуться ко мне.

Я с сожалением отлепилась от нее, недоуменно рассматривая ее медицинский халат, такой же белоснежный, как и всегда. Почему же — грязный?

— Откуда ты здесь? Почему одна? — встревоженно спрашивала мама.

— Я не одна, я с Сашей, — ответила я. — Мы к нему в гости едем, как ты велела.

Мама приподнялась на цыпочки и поверх голов разглядела Сашу, который стоял с велосипедом на тротуаре.

— Слава богу, — сказала мама. — Алечка, беги к Саше. Езжайте домой, закройте дверь, окна и никуда не выходите. Поиграйте дома во что-нибудь. Порисуйте, почитайте, ну, придумаете что-нибудь. А у нас с папой сегодня очень тяжелые больные с сильными ожогами. На ЧАЭС ночью был пожар, к нам привезли сильно обожженных пожарных. Так что я сегодня поработаю подольше, а за тобой приду вечером, хорошо?

— А как же картошка? — спросила я. Мне очень нравилось помогать родителям сажать картошку. Это было так здорово — раскладывать сморщенные высохшие за зиму картофелины с длинными бледно-сиреневыми ростками — непременно так, чтобы они смотрели вверх! — в только что выкопанную папой борозду.

— Какая картошка? — мама непонимающе посмотрела на меня. Видно было, что она поглощена своей работой, и ей сейчас не до меня и не до картошки.

— Разве мы на дачу не поедем?

— Нет, сегодня не поедем, — терпеливо ответила мама.

— Значит, завтра?

— Завтра и будет видно. Аля, у тебя лицо не чешется, не зудит?

— Нет, — помотала головой я.

— А в горле не першит? Хорошо себя чувствуешь?

Я кивнула — в том смысле, что хорошо.

— Ну, иди тогда к Саше. Аккуратней через дорогу, Аля! На улице смотрите не покупайте ничего — ни мороженого, ни газировки, ничего! Будьте дома, слышишь? — крикнула мама мне вслед, когда я послушно побежала к Саше.