Индра Незатейкина - Вкус полыни

— А что там? — спросил Саша.

— Пожар, да еще какой! Аж дым из трубы валит! Зыко так! И вертолеты — туда-сюда, туда-сюда! У нас тут возле АТП даже один садился!

Саша с сомнением оглянулся на меня. Ему очень хотелось посмотреть, что же там творится на станции.

— Не, — сказал он наконец. — Я не могу. Мне надо за Алисой присмотреть. Она еще маленькая одной оставаться. А вертолеты нам и отсюда видно.

— А давай тогда на крышу слазаем! — не унимался Сашко во дворе. — Вон, на девятиэтажку! На станцию позырим! Оттуда здорово видно! И Алису можно взять, только за руку ее держи все время.

— Алиса, мы только туда и обратно, одним глазком глянем, — предложил Саша. — Если ничего интересного, то сразу же домой.

Я никогда раньше не была на крыше дома, и мне, конечно, очень хотелось попасть туда. Про крышу мама вроде бы ничего не говорила.

— Саш, уже поздно, — неуверенно сказала я, посмотрев на темнеющий сосновый лес за окном. — Скоро твоя мама придет и заругается.

Мне в такое время уже полагалось смотреть «Спокойной ночи, малыши» и отправляться в постель. Но у Саши телевизора не было, тетя Люба говорила, что новости можно узнать по радио, а телевизором только глаза портить, да и ставить его в маленькой комнате некуда. Это давало мне право делать вид, что я не знаю, сколько сейчас времени, и что мне скоро пора спать. И хотя в «Спокойных ночах» вчера начали показывать мой любимый чехословацкий мультик про Стремянку и Макаронину, а сегодня ожидалось его продолжение, подняться на крышу, конечно, было куда интереснее.

— Да мы очень быстро! — сказал Саша. — Через дорогу и назад!

И мы, наспех накинув куртки, сбежали по лестнице во двор.

— Ну, вот, давно бы так! — обрадовался нашему появлению Сашко.

Мы вскочили на улицу, посмотрели, нет ли машин, и перебежали на другую сторону, где за книжным магазином тесно стояли три девятиэтажных дома. И тут по улице громыхая и лязгая гусеницами, светя перед собой яркими прожекторами, одна за другой в сторону пристани прошли три военные машины — бронированные, темно-зеленые, точь-в-точь, как Сашины игрушечные броневики, только огромные. Раньше я такие только в передаче «Служу Советскому Союзу» видела, и на папиных фотографиях из армии.

— БТРы! — ахнул Сашка. — Вот это да!

«Как будто война началась!» — снова со страхом подумала я, но вслух сказать это не решилась, только крепче вцепилась в Сашину руку.

— Куда это они?.. — растерянно спросил Саша. Ясно было, что никто ему не ответит.

— Ребятня! — вдруг строго окликнули нас. Это был какой-то дяденька — то ли военный, то ли милиционер, — в зеленой форме и смешной маске, похожей на собачью морду, закрывающей нижнюю часть лица аж до глаз. Он стоял возле пешеходного перехода к универмагу. — А ну-ка марш по домам! Нечего по темноте носиться! В каком доме живете, ну-ка?

— А… мы вот там живем, за книжным, — не растерялся Сашко. — Видите, где «Слава труду» написано?

— Ну-ка, бегом домой! — дядька сделал жест, как будто хотел отвесить Сашке подзатыльник и строго погрозил пальцем.

Мы не стали его злить и через дворы по дорожке из клетчатых бетонных плиток побежали к девятиэтажке. Заскочили в подъезд, отдышались, вызвали лифт.

Сашко подозрительно огляделся.

— Тут на втором этаже одна бабка злая живет, — сообщил он. — Главное — тут не отсвечивать, а то она решит, что мы на лифте кататься пришли, и как всегда разорется. Ей-то самой лифт до второго этажа нафиг не нужен, и ей завидно, что другие ездят.

Лифт привез нас на девятый этаж, еще одним лестничным маршем выше был выход на чердак, а с площадки вела металлическая лестница на крышу. Над ней, в щели неплотно закрытой двери, виднелось темно-синее вечернее небо с дрожащей яркой звездочкой.

— Венера, — со знанием дела сообщил Саша.

Мальчики выбрались на крышу, а мне даже не пришлось подниматься по лестнице — они легко втянули меня за руки. Я выпрыгнула на крышу и ахнула:

— Ой, как красиво!

Передо мной раскинулся вечерний город. Пока мы лезли на крышу, сгустились сумерки и включилось уличное освещение. Улицы и проспекты расчертили ровные пунктиры фонарей белого и сиреневатого оттенка, в сквере уютно зажглись теплые желтоватые парковые светильники, вдали над ДК вспыхнула неоновая надпись «Дворец культуры «Энергетик», на самых высоких и красивых в городе домах загорелись чистыми яркими цветами гербы СССР, над магазинами, горсоветом, кинотеатром, поликлиникой засветились разноцветные вывески. Я редко бывала по вечерам на улице, и всегда радовалась этому праздничному многоцветью. А сверху я вообще видела свой город впервые.

— Ты не туда смотришь, — Сашко потряс меня за плечо, — вон туда глянь, — он показал точно в другую сторону.

Я обернулась. Прямо передо мной на краю крыши сияла электрическими лампочками огромная надпись «Слава труду!». Снизу буквы не выглядели такими громадными, а вблизи оказалось, что они даже выше роста моего папы.

Я зажмурилась.

— Алиса, к краю не подходи, — Саша крепко держал меня за руку. — Вот отсюда видно.

Мы встали в проёме между буквами.

Порывы теплого ветра приносили то запах сыроватой прошлогодней сосновой хвои из леса, то цветущей черемухи из речных зарослей, то нагретого за день и еще не остывшего толя и битума с крыш.

Слева светились окна нашего микрорайона, и светлые песчаные дорожки делили на треугольники темный сквер Дружбы народов. Посреди сквера как будто бы совсем близко, почти вровень с нашей верхотурой, возвышалась светлая металлическая конструкция Дерева дружбы народов. В желтых пятнах фонарей можно было разглядеть гуляющих, доносились измененные эхом голоса, смех и позвякивание велосипедного звонка. Даже шелест листьев был отчетливо слышен. По улице быстро прошла легковая машина. Впереди светился стеклянный аквариум автовокзала, рядом с ним стояло несколько пустых львовских автобусов. Еще дальше раскинулась темная масса леса, в которой виднелись редкие огоньки — АТП, железнодорожные светофоры, цементный завод, еще что-то мне не известное. А за лесом вдоль горизонта расплылось малиновое зарево. Как будто растеклось вокруг ярко освещенной ЧАЭС, от трубы второй очереди, зловеще подсвеченной красным. Видно было, как колеблется воздух — сильно мерцали огни, отсветы далекого пламени плясали на стенах, вентиляционная труба как будто дрожала в горячем мареве.

— О-о-ой… — вырвалось у Саши.

— Зыко, скажи?! — радостно засмеялся Сашко.

Не помню, сколько мы простояли так, молча глядя на зарево над станцией — апокалиптическая картина завораживала. Спохватились мы, кажется, только когда совсем стемнело.

Спускаясь на лифте мы, кажется, все-таки попались на глаза вредной бабусе, о которой предупреждал Сашка, и получили от нее нагоняй. Когда пришли домой, тетя Люба уже была там и места себе не находила, разыскивая нас и расспрашивая соседей. Потом она вроде бы поила меня теплым молоком и говорила, что моя мама придет с минуты на минуту, а у меня слипались глаза, и я не заметила, как заснула, не дождавшись мамы.